Государство и революции

Симпатии к нацистскому учению не миновали и рядов эмиграции, особенно некоторой части ее молодежи (впрочем так же, как это было у французов, англичан, американцев…) Еще в 1931 г. в Харбине возникла Русская Фашистская партия во главе с К. В. Родзаевским (к белогвардейцам он отношения не имел, и из СССР бежал уже при советской власти). Партия ориентировалась на японцев, открыла свою школу и насчитывала около 4 тыс. чел. А бывший член БРП А. А. Вонсяцкий стал создавать в США "Всероссийскую фашистскую организацию". Для чего он поехал по Европе и Дальнему Востоку и в 1934 г. подписал соглашение с Родзаевским. Их организация стала называться Всероссийской Фашистской партией, Вонсяцкий стал ее председателем, а Родзаевский — генеральным секретарем. Но уже вскоре они перессорились, и Вонсяцкого исключили за выступления против атамана Семенова, которому симпатизировало большинство дальневосточных «фашистов». Однако из японцев, чьей поддержки искала партия, ею больше заинтересовались не военные или политические круги, а маньчжурская мафия. И оказывая финансовую помощь, вовсю стала использовать фашиствующую молодежь в своих целях.

В Германии попытался выдвинуться на нацистских лозунгах бывший офицер русской службы фон Пильхау. Он возглавил так называемое Русское Объединенное Народное Движение, а себя, приняв фамилию «Светозаров», объявил "фюрером русского народа". Своих сторонников нарядил в белые рубашки с красными нарукавными повязками, на которых красовалась эмблема: белая свастика в синем квадрате. Но уж такого «плагиата» немцы не потерпели и организацию разогнали. В Данциге один из героев гражданской войны генерал П. В. Глазенап тоже затеял авантюру и пробовал создать пронацистский "Российский Атикоминтерн". Его инициатива немцев не заинтересовала, и начинание лопнуло из-за недостатка средств.

В более солидных эмигрантских кругах изменение международной обстановки вызвало споры, различные группировки проводили совещания, стараясь выработать свою позицию в новой ситуации. Почти никто из лидеров зарубежья не считал возможным прочный мир между СССР и Германией, все сходились во мнении, что между ними неизбежна война. Вот только отношение к ней было неоднозначным. С одной стороны, внешняя война изначально считалась одним из вариантов свержения большевизма, а с крахом теории «эволюции» и подавлением внутренних восстаний этот вариант, казалось бы, выходил на первый план. Но с другой стороны, возникали опасения, что такая война приведет не к освобождению, а к расчленению страны, отталкивали расизм и шовинизм немецкого фюрера.

Только современным читателям стоит иметь в виду, что ни о каком "предательстве России" в кругах русской эмиграции и речи не было. Наоборот, и сторонники сотрудничества с Гитлером, и его противники рассматривали свою позицию как борьбу за Россию. Не сходились они лишь во мнении, кто более страшный враг для нее — германские нацисты или собственные коммунисты. И оказывались по разные стороны баррикад. Однозначную позицию союза с немцами заняли большинство организаций сепаратистов — украинских, кавказских, мусульманских, для них-то вопрос об интересах России вообще не стоял (точнее, стоял, но с "обратным знаком"). Склонялась к союзу значительная часть казачества. Например, Краснов сотрудничал с немцами еще в гражданскую, и в то время не видел от них ничего плохого — наоборот, они тогда проявили себя куда более надежными и деловыми союзниками, чем англичане и французы. То же самое испытали белогвардейцы, сражавшиеся в Прибалтике, там они вообще воевали плечом к плечу с немцами, а державы Антанты по сути предали их и привели к катастрофе.

Начальник германского отдела РОВС фон Лампе в октябре 1933 г. вступил в переговоры с нацистами и докладывал в Париж, что Розенберг выразил настоятельное желание получить от РОВС план действий "в направлении усиления при помощи немцев внутренней работы в России… а потом и возможной интервенционной деятельности в широком масштабе". Но основная часть эмиграции склонялась к прямо противоположной точке зрения. РДО Милюкова, евразийцы, младороссы сходились во мнении, что в случае войны надо полностью отказаться от борьбы с советской властью и оказывать ей всяческую поддержку. Правда, при этом выражалась надежда, что германская опасность заставит большевиков примириться с народом, искать с ним единения, упразднить самые ненавистные институты, и таким образом неизбежно начнется оздоровление государства. НТС в 1936 г. направил секретаря белградской секции М. А. Георгиевского в Берлин для переговоров и анализа обстановки. И он тоже пришел к убеждению о невозможности сотрудничества с нацистами. Поэтому организация сделала вывод, что гитлеризм является для нее "не союзником, а соперником", а его идеология противоречит установкам религии и духовной Свободы. С другой стороны, считалось, что война создаст условия для "освободительной национальной революции" силами самого российского народа, к которой и следовало готовиться.

Одним из главных идеологов и агитаторов против перехода на службу гитлеровцам стал А. И. Деникин. Впрочем, он еще в 1928 г. доказывал, что иностранная интервенция не спасет Россию и принесет ей только беды. Эту же мысль он развивал и в последующих выступлениях, четко подметив, что "под прикрытием борьбы с коммунизмом другими державами преследуются цели, мало общего имеющие с этой борьбой". Поэтому в случае любой внешней войны призывал поддержать Красную Армию, полагая, что она, осознав собственную силу, "сначала храбро отстоит русскую землю, а затем повернет штыки против большевиков". Ну а Гитлера Деникин называл "злейшим врагом России и русского народа", в преддверии войны выдвинув двуединый лозунг — "свержение большевизма и защита России". Его лекции и доклады на данную тему пользовались огромной популярностью и немало способствовали выбору позиции эмигрантов.

Похожие лозунги "двойной задачи" выдвигал А. Ф. Керенский. Близкую позицию занял и председатель РОВС Миллер. Ну а о таких прокоммунистических гнездах, как "Союз друзей советского народа" и говорить не приходится. Один из активистов этой организации В. К. Цимбалюк заявлял:

"Другой России, кроме коммунистической, сейчас нет. Нам в эмиграции делать нечего. Надо идти защищать русскую коммуну на русской земле, а все политические счеты не хранить в кармане, а просто выбросить в мусорный ящик".

И подобная агитация тоже имела определенный успех, во Франции набралось около тысячи «возвращенцев». Только "защищать русскую коммуну на русской земле" им не довелось — отправлять их стали отнюдь не в СССР, а в Испанию, сражаться не за русские, а за коммунистические интересы.

Кстати, война в Испании тоже внесла дополнительную путаницу и сумятицу в эмигрантские настроения. Уж очень она напоминала собственную минувшую схватку между белыми и красными. Поэтому большинство белогвардейцев сочувствовали Франко. Миллер объявил испанские события продолжением "белой борьбы", генерал Шатилов был направлен к Франко для переговоров о помощи со стороны русских военных организаций. Хотя кончилось все практически ничем. Реальные возможности для какой-либо помощи у эмигрантов отсутствовали. Был объявлен набор добровольцев, но и для их посылки не хватало средств. К тому же, оставшиеся участники гражданской и отцы семейств в добровольцы уже не годились, а молодежь все же не считала войну в Испании настолько «своей», чтобы туда ехать — назревали гораздо более важные события в России. Так что было послано всего 70 чел. Но у стихийных симпатий к движению Франко оказывалась и обратная сторона — ведь его союзниками стали Гитлер и Муссолини. И оказывали помощь, вроде бы, совсем бескорыстно, по-рыцарски. Поэтому возникал закономерный вопрос — почему бы и России не рассчитывать на такую же «рыцарскую» помощь?

Хотя бескорыстными действия фюрера в Испании никак не были. Только дивиденды он собирал на другом поле. Обкатывал свою армию, позволял ей набраться боевого опыта, испытывал военную технику. И что еще немаловажно, столь самоотверженным антикоммунизмом он продолжал гипнотизировать западные державы, чтобы и дальше попустительствовали его замыслам. Надо думать, решительное участие нацистов в испанской войне стало одним из весомых факторов, благодаря которым стал возможен Мюнхен…

15. От вражды к дружбе

Если Гитлер начал уважительно относиться к фигуре Сталина с осени 33-го, хотя до поры до времени имел возможность признаваться в этом только близкому кругу лиц, то Сталин свое мнение о Гитлере, как случайном и временном клоуне на политической арене, изменил чуть попозже. В июне 34-го, после событий "Ночи длинных ножей", когда фюрер решительно уничтожил распоясавшееся руководство штурмовиков во главе с Ремом. Известно, что Иосиф Виссарионович не без восхищения сказал на этот счет: "Гитлер, какой молодец! Он нам показал, как следует обращаться с политическими противниками".

И действительно, приоритет в физическом уничтожении бывших соратников принадлежит фюреру. Сталин на тот момент еще не позволял себе подобного. Например, на ноябрьском пленуме ЦК ВКП(б) 1927 г., когда были разгромлены сторонники Троцкого, Лев Давидович не постеснялся заявить, что если победят они, то не удовлетворятся взятием власти, а расстреляют "эту тупую банду безмозглых бюрократов, предавших революцию. Вы тоже хотели бы расстрелять нас, но не смеете. А мы посмеем. Так как это будет совершенно необходимым условием победы".