Готамерон. Том III. Вестники бури

– Вот так намного лучше. Теперь видно, где у тебя лицо, а где задница.

Гримбальд сухо кашлянул.

– Ага. Вижу, старина Грог не изменился, – давясь со смеху, произнесла Елена. – То у меня на лице булки тролля, то я навозная принцесса. Ну и что мы теперь будем с этим делать? Как вернуть ему память?

– Память вернется сама. Собирайся лучше в дорогу.

Верф поднял походный мешок и хотел повесить его на плечо. Грог подоспел раньше, схватив кровного брата за руку.

– Не спеши. Снимай пока сандалии.

Прислушник усмехнулся, но Грог, как оказалось, не шутил, протянув ему свои кожаные сапоги.

– Примерь. У нас ступни похожи.

Ботфорты и впрямь подошли. Верф ударил ногой по песку и посмотрел на товарища, ожидая объяснений.

– Здесь наши пути расходятся, – молвил юноша, надевая сандалии. – Я не знаю, что такое стезя практика, и какие у вас в кеновии правила, но вижу что тебе с нами тесно.

– Я такого не говорил.

– Не ври. Если уж назвался другом, то будь им. Кажется, так мы поклялись? Честным быть, любить, ценить…

Он запнулся, пытаясь вспомнить стих.

– Держаться вместе до скончания дней, ценя и уважая лишь своих друзей, – помог ему Верф.

– Осталось только сокрушить врагов.

Рука Гримбальда потянулась к талисману, висевшему под рубахой. Он снова ощутил нездоровую привязанность. Грог и Верф, судя по блеску в глазах, чувствовали то же самое. В детстве эта дружба не раз спасал им жизнь, но сейчас все больше смахивала на проклятие.

Он украдкой посмотрел на Елену. Беглянка стояла у стены каземата, обняв себя руками, и с умилением наблюдала за прощанием.

– Теперь ступай, – поторопил Грог, вручив ему посох. – Теобальду велели охранять тебя? Пусть так и будет. Главное – не высовывайся. Тогда они увидят только следы моих сапог.

– А Теобальд последует за сандалиями, – дополнил Гримбальд, переводя взор с черных ботфортов некроманта на плетеную обувку прислушника. – Ловко придумано, Грог!

– Я же сказал, что все решу. Все равно мне нужно на восток за Чахлое болото. Для тебя это лишний крюк. Ты же к Холпиксу идешь?

Верф кивнул.

– Почему именно туда? – спросил Гримбальд.

– Звезды указали путь, Грим. Не бери в голову. Если все получится, я вернусь обратно через пять дней. Надеюсь, вы тоже… Очень на это надеюсь.

Лысый прислушник плотно сжал губы, тем самым дав понять, что не одобряет выбор кровного брата. Он помахал им на прощание и вскоре скрылся за стеной форта. Гримбальд не успел ответить ему тем же, так и застыв с приподнятой рукой. Их пути вновь сошлись и разошлись. Каждый принял решение, но он не был до конца уверен, что все они поступили правильно.

1-й месяц лета, 6 день, Новос

В свои покои Мэйвис вошла в наихудшем расположении духа. Так ей настроение не портили уже давно. Сходила на исповедь в самом лучшем виде. Воспитание не позволяло ей выговориться. Даже толстушка Найра с ее змеиным языком и корова Лукреция не выводили ее так сильно, как эта еретичка Анабель. Балку следовало треснуть ее раз пять, а потом сделать то, что обычно делают под светом красных огней.

Мэйвис захлопнула дверь и сорвала фибулу, позволив плащу упасть на пол. Оставшись в белоснежном платье, она невольно шагнула к кафедре, где на гвоздях висел пергамент. В тяжелые дни от хандры спасало рисование, но сейчас вместо кистей ее ждали перья. На повестке дня было письмо для капитана Вульфгарда.

Схватив чернильницу и квадратный лист бумаги, она села за аккуратный столик. Закатав безразмерные рукава, Мэйвис обмакнула кончик пера в чернильницу. Мысли роились в голове, а она все никак не могла привести их в порядок и не знала, в чем обвинить негодяйку. Прошло полтора года с тех пор, как Анабель выплеснула на нее целую пинту сидра, испоганив драгоценное платье, но жаловаться на это было глупо. На побег крестьянки с фермы тоже. Вульфгард скажет, что у беглянки есть законные основания попросить убежище. Всяк невольник, укрывшийся за городскими стенами, имеет право на кров и работу, доколе не нарушит закон. Глупая поправка в колониальном законодательстве, из-за которой толпы зависимых крестьян мечтали убежать в город.

Тут Мэйвис вспомнила рубиновое кольцо, висевшее на шее у еретички. Что если чертовка и впрямь его украла? Нарушив закон, она снимет с себя защиту Леронского сатута и вернется к Орвальду. Написав приветствие капитану, Мэйвис замешкалась. Допустим, Анабель схватят. Сержант спросит, откуда кольцо, а мерзавка скажет, что нашла его. Она вспомнила дорогое парчовое платье, в котором щеголяла крестьянка. Такое даже украсть непросто. Скорее всего, в городе у нее был покровитель, который в случае чего замолвит за оторву словечко. И кто в итоге будет выглядеть дурочкой?

– Ржавая паскуда! – не удержалась она и тотчас прикрыла рот ладошкой.

Это было лишним. Иногда Мэйвис становилось не по себе от собственных помыслов. Она хотела быть леди, брала пример с принцессы, но в глубине души не чувствовала того благородства, которым обладала по праву рождения. Покинув родной Ларан, она растеряла друзей и перестала выходить в свет. Самая большая честь, на какую могла рассчитывать женщина в этой дыре – ужин в ратуше или почетная трибуна на деревенском турнире.

Отложив перо, Мэйвис долго думала, о том, что написать Орвальду и какую клевету вложить в уста беглой крестьянки, дабы Лендлорд хоть немного пошевелился. Под конец она так себя извела, что у нее вновь заболел живот. Полежав на кровати, Мэйвис хотела вернуться к письму, но скрип двери спас он пустой затеи.

В покои вошел граф Вассертрум.

– Тебе плохо, дочь моя? – спросил отец, сложив руки за спиной. – Мне позвать Грету?

– Нет, господин. Я утомилась после прогулки.

– Тогда не вставай.

Он поднял лежавший на полу плащ, и направился было к окну, но остановился на полпути. Взгляд гильддепа обратился на столик с чернильницей.

– Садовник сказал, что нашу ограду хотели сломать. Странным образом… – Его изувеченное лицо скрывала полупрозрачная ткань балдахина. – Торес клянется, что прутья пытались раздвинуть голыми руками. Это какой такой тролль забрался в верхний предел?

Мэйвис почувствовала, как тело сковывает холод. Отец выглянул из-за ширмы. Левый глаз под смятой скулой был слегка прищурен.