Готический роман. Том 2

Несомненно, в том, что Яну так решительно отказали в пропуске, тоже крылась какая-то тайна. Понурив голову Брайан поплелся к своему столу, остро сознавая собственное бессилие. Он так расстроился, что сделал несколько грубых ошибок при заполнении злополучных карточек новоприбывших, и решил отложить это нудное дело на завтра. Он поглядел на часы – до ужина оставалось еще сорок минут, но спешить ему было уже некуда, ясно было, что сегодня не стоит рассчитывать на повторение прекрасного вечера в кабачке Патрика Рэнди.

Он опустил голову на руки и закрыл глаза. Перед ним опять закружились бабочки, и он вдруг вспомнил, о чем они беседовали вчера за кружкой пива. Они обсуждали природу и поэтику нордических саг, изучение которых давно стало главным смыслом жизни Брайана. Выяснилось, что и Ян, и Ули неплохо знают эти жестокие романтические сказки, расшифровке непрочитанных глав которых Брайан посвятил свою жизнь. Ули, правда, читал только немецкий их вариант, наименее древний и наиболее простонародный. Зато Ян оказался настоящим знатоком. Они с Брайаном весь вечер смаковали наперегонки такие тонкие оттенки различных вариантов, что при воспоминании об этом в душе Брайана вновь возродилось вчерашнее сладостное чувство приобщения к высшему. Однако чувство это тут же сменилось глубокой печалью при мысли о том, что Ян на него обиделся и больше это счастье не повторится.

И тут его осенило – это ведь так просто, как он раньше не додумался? Конечно же, он может постараться и устроить Яну неофициальное посещение хранилища, – пусть он не хозяин этой библиотеки, но кое-что здесь ему все-таки подвластно! Да, именно подвластно!

Ури

Английский телефон-автомат оказался еще хуже английских пирожных: он все время громко пищал, требуя бросать в его чрево новые и новые десятипенсовые монеты. Никаких других монет он не принимал, а принятые десятипенсовые пожирал с невероятной скоростью и тут же нагло требовал еще. Его пронзительный писк, вероятно, в какой-то форме прорывался и на другом конце провода, потому что Инге вдруг засмеялась и полюбопытствовала, не из Англии ли Ури ей звонит. Ури опешил от ее вопроса и, не зная, что ей ответить, просто трусливо нажал на рычаг и поспешно прервал разговор. Он ведь вообще не имел права ей звонить, просто ему вдруг ужасно захотелось услышать ее голос и убедиться, что у нее все в порядке.

А теперь она думает, что знает, где он, и это, несомненно, увеличивает грозящую ей опасность, если кто-нибудь догадается выпытывать у нее, куда он уехал. Ури выудил из автомата две оставшиеся монетки и, проклиная догадливость Инге, припустил к автобусной остановке. К ночи на Честер накатили грозовые тучи и начал накрапывать дождь. Ури бежал по пустынным улицам, чувствуя как быстро учащающиеся капли клюют его в макушку и проникают за воротник. Пока автобус подошел, он промок до костей. Всю дорогу до библиотеки его преследовали ужасные видения – он представлял себе, как трое вооруженных мерзавцев пробираются в замок, связывают Инге, швыряют ее на пол и наступают башмаками ей на живот. В такт этим видениям дождь за окном превратился в тропический ливень, озвученный грохотом грома и освещенный частыми вспышками молний.

Когда Ури, весь продрогший, вывалился из автобуса, ему хотелось только одного – помчаться к почте, возле которой он заприметил утром телефон-автомат, и опять позвонить Инге. От этой безрассудной выходки его удержал вовсе не здравый смысл, а всего лишь недостаточное количество десятипенсовых монет. Помаявшись пару минут у двери в тщетных попытках нашарить в кармане что-нибудь еще, он в конце концов отказался от идеи позвонить и, набрав цифры секретного кода, вошел в тускло освещенную прихожую.

В прихожей царила та особая ночная тишина спящего дома, в которой громче, чем днем, тикают старинные стенные часы и слышно, как где-то в трубах вздыхая, булькает вода. За поворотом коридора открылась длинная застекленная галерея, полная шорохов дождя и грозовых сполохов, в голубоватом свете которых Ури сумел прочесть на доске вывешенной возле двери конторы, номер комнаты матери. Судя по номеру, комната ее была на третьем этаже, и, поднимаясь по лестнице, Ури играл с мыслью не постучаться ли к ней, чтобы попросить мелочь на телефон. Сколько он помнил мать, у нее всегда хранился небольшой запас мелочи «на всякий случай». И как раз сейчас такой случай ей представлялся.

Но пока Ури добрался до третьего этажа, он сокрушенно осознал всю бессмысленность этого замысла. Его появление в такой час в комнате матери было бы еще более грубым нарушением, чем контрабандный звонок Инге. Он сам не понимал, как такая нелепая мысль пришла ему в голову. Наверно, от этой сумятицы событий и чувств на него накатила ностальгия по утраченному времени, когда он чуть что бежал к маме, чтобы поделиться с ней каждой мелочью. Интересно, чем бы он мог поделиться с ней сейчас – своей тревогой о беременной Инге(ха-ха-ха!) или своей ревностью то ли к Меиру, то ли к Яну Войтеку, он сам не знал, к кому из них?

В коридоре было светло и тихо, только дождь монотонно журчал за высоким окном в торцовой стене. Ури секунду помедлил и повернул обратно, так и не дойдя до комнаты матери. И вдруг заоконная тьма раскололась ослепительно яркой вспышкой молнии, вслед за которой неправдоподобно близко грохнул гром. Лампочки под потолком дважды мигнули и погасли все разом, погружая коридор в густую чернильную тьму. И тут же, врываясь в канонаду несмолкающего грома, за окном опять сверкнуло синим, и по небу прокатился новый, еще более мощный раскат.

Ури на миг запнулся, пытаясь сообразить, как на ощупь найти выход на лестницу. Но не успел он сделать и шага, как чья-то нога больно подсекла его под колено в то время, как сильные руки схватили его подмышки и рванули назад. Он покачнулся от неожиданности и дал втащить себя в комнату, дверь которой тут же закрылась. Громовые раскаты над крышей поглотили и шум борьбы, и стук двери, и вскрик Ури, в ответ на который державшая его сзади рука протянулась вперед и зажала ему рот. От ладони пахло духами. Ури с усилием отодрал ее от своих губ и отбросил от лица, тогда вторая рука разжалась сама и легко толкнула его в спину, отчего он с размаху упал на колени. За его спиной зазвучал знакомый горловой смех:

– Лу, – сказал он, не оборачиваясь, – вы что, решили меня похитить?

Лу плюхнулась на пол рядом с ним, и в свете очередной вспышки молнии он заметил, что на ней нет ничего, кроме черной прозрачной ночной сорочки с глубоким вырезом.

– Нет, я просто решила вам помочь. Ведь вы искали мою комнату, правда?

– С чего вы взяли?

– Ну а зачем бы вы иначе полчаса топтались в этом коридоре, когда ваша комната на втором этаже? Или, может, вы пришли проведать мамочку?

– Честно говоря, я действительно вас искал, – тут же поспешил признаться Ури. И вполголоса принялся излагать ей ту часть разработанного им с Меиром плана, который касался ее. Ури собирался сделать это завтра во время предобеденного чая, дающего удобную возможность светского уединения за одним из уютных столиков, но выхода не было, нужно было как-то оправдать свои ночные блуждания по коридору третьего этажа.

– Вы хотите сказать, что явились ко мне среди ночи, чтобы навсегда лишить меня права на ключ в аннекс? – разочарованно спросила Лу, когда он, завершив рассказ, поднялся с пола и направился к двери. – А я-то вообразила, что вы пришли обсудить все «за» и «против».

Ури попытался изобразить непонимание, торопливо прикидывая, как бы смыться от нее поэлегантней:

– «За» и «против» чего?

– Только не притворяйтесь. Тем более, что ваш ночной приход ко мне добавляет еще одно очко в пользу «за».