Готический роман. Том 2

– Нет, я вам скажу, эти проклятые капиталисты свое дело знают, – зачастил за спиной отец Георгий, но вдруг осекся, со свистом вдохнул воздух и громко, совсем по-собачьи, взвизгнул:

– Старуха! Старуху убили!

Испуганная Клара резко обернулась, чтобы понять, о чем он, и увидела, что он тычет пальцем куда-то ей за плечо. Леденея от дурного предчувствия, Клара повернула голову туда, куда указывал палец священника, и взгляд ее наткнулся на быстро набухающее кровью алое пятно, расползающееся по светлой рубашке миссис Муррей. Клару качнуло и, все еще не веря своим глазам, она протянула вперед руку, но наткнулась на холодный поручень тележки и схватилась за него, чтобы сохранить равновесие. Тут в кадр вплыло искаженное ужасом лицо Яна, которое склонилось над старухой и заслонило ее от Клары.

Она бы так и стояла в оцепенении, но отец Георгий оттолкнул ее и вскочил в тележку. Там он грохнулся на колени и, схватив руку миссис Муррей, на миг застыл, словно прислушиваясь к чему-то.

– Ранена? – сдавленным голосом спросил Ян.

– Думаю, убита. Пульса нет.

– Не может быть! – не узнавая собственный голос, взвизгнула Клара. – Она же только что смеялась!

– Смеялась, не смеялась, а кто-то стрельнул с того берега и конец. Наша бренная жизнь это мгновенье по сравнению с жизнью вечной.

Судя по всему, отец Георгий уже пришел в себя, раз в нем опять проснулась склонность к философским умозаключениям. Но Ян по-прежнему был в шоке:

– Как это могло случиться, – бормотал он, – я ведь был рядом и ничего не заметил. Мы с ней сперва переговаривались, а потом события приняли такой оборот… и я отвлекся… Да и шум был зверский…

Он резко оборвал себя и стал осторожно ощупывать безвольно поникшее тело миссис Муррей:

– Кто придумал, что она умерла? Конечно, она жива, просто потеряла сознание… Я чувствую, она еще дышит… Клара, дай-ка свое зеркальце.

Клара трясущимися пальцами вытащила из сумочки пудреницу и протянула Яну. Он раскрыл ее и чертыхнулся:

– А плоского зеркальца нет?

И поднес зеркало к полуоткрытым старческим губам, в правом уголке которых запеклась струйка крови:

– Видишь, запотело, – он настойчиво тыкал пальцем в прозрачную поверхность зеркала. Или там была какая-то смутная дымка?

– Она еще жива, нужно скорей привести врача.

– А откуда его здесь взять? – беспомощно пожала плечами Клара, начавшая осознавать всю непоправимость происшедшего.

– Зачем вам врач? Вам нужен священник и он у вас есть, – вставил словечко отец Георгий.

– Вот что, – решил Ян. – Вы езжайте на тележке к воротам, а я побегу вперед и приведу врача. Так будет скорее.

И не спрашивая их согласия длинными прыжками помчался вверх по опустевшему склону, – совсем недавно скакавшая по нему кавалерийская бригада уже торжествовала свою победу на другом берегу.

– Кто бы мог стрельнуть в старуху живой пулей? – спросил неизвестно кого отец Георгий. – И зачем?

Клара молчала, чувствуя, как к горлу подступают неудержимые рыдания. Она позволила себе минутную слабость, бурно сотрясшую ее грудь при сухих глазах, но это было так больно, что она подавила следующий спазм и села за руль тележки. Руки дрожали, не было сил выруливать из-за кустов.

– Может, лучше вы поведете? – попросила она отца Георгия. – Я что-то совсем ослабела.

– Да я никогда руль в руках не держал, – почему-то обиделся тот. – Или вы думаете румынские трудовые попы разъезжают в машинах?

– Ладно, я попытаюсь повести тележку, а вы бегите рядом, держась за поручень, – решила Клара. – Только, Бога ради, не оставляйте меня одну.

Клара закусила губы, взяла себя в руки и начала медленно подниматься по склону, удивляясь тому, как совсем недавно, беспечно смеясь, она вела ту же тележку по тому же склону вниз. Подступающая к горлу тошнота напомнила ей недавний ночной кошмар, когда она спросонья отхлебнула глоток воды из стоящего на тумбочке стакана и наткнулась языком на что-то мохнатое. Она зажгла ночник и с ужасом обнаружила, что в темноте в стакане утонул огромный летучий таракан. Снова чувствуя на губах прикосновение мохнатой тараканьей ноги, она искоса глянула на застывшее личико так полюбившейся ей старухи и вдруг сообразила, что им так и не довелось быть свидетелями доблестной гибели французского лейтенанта Патрика Рэнди.

Брайан

Прижимая к груди коробку с ключами от аннекса, Брайан был почти счастлив. И хоть прежде, чем ему вернуть ключи, казначей обязал его присутствовать на прощальной церемонии в честь покидающего их принца, Брайан без особых мук перенес часовое стояние на ногах в пахнущей винным перегаром толпе провожающих. Причина была простая – во время этой церемонии прекрасный магистр вернул Брайану свою благосклонность, которой неясно за что лишил его в последние дни. Ведь даже вчера, вспомнив, наконец, о существовании Брайана, он вместо обещанной романтической прогулки без всяких пояснений затащил его в душный кабачок, где промолчал весь вечер, отрешенный и, как показалось Брайану, чуть-чуть враждебный.

Зато сегодня, среди скуки прощального приема, прекрасный магистр избрал Брайана своим собеседником и был весел, общителен и мил, как раньше. «Когда это – раньше?» – спросил сам себя Брайан и сам себе ответил: «До приезда принца». Он, собственно, не мог бы указать, какое зло причинил ему принц, однако всей кожей ощущал, что непереносимое сгущение грозовой атмосферы в библиотеке, от которого ему было трудно дышать, каким-то образом связано с пребыванием здесь царственного гостя.

Гость, наконец, отбыл в своем роскошном бронированном «Мерседесе». Брайан отправился к казначею за ключами, осторожно выяснив перед этим у Ули, собирается ли тот посетить сегодня читальный зал. Но он ответил, что с него хватит, на сегодня с работой покончено и он намерен пойти посмотреть на эту хваленную битву при Ватерлоо, о которой все вокруг только и говорят. И, улыбаясь, предложил Брайану после рабочего дня присоединиться к нему в парке.

Вот почему, прижимая к груди коробку с ключами, Брайан не шел, а летел по плитам галереи. Жизнь опять налаживалась и приобретала утешительную форму. Он вновь стал хозяином читального зала, а через три часа ему предстояла встреча с прекрасным магистром у входа в парк. Он поставил коробку на стол и огляделся. Народу в зале почти не было, только на верхних ярусах горели две-три лампы, да Лу Хиггинс вошла вслед за ним, уселась неподалеку, разложила на столе пару увесистых томов и задремала, склонив голову на сомкнутые руки.

Брайан откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, представляя, как он уверенным шагом проведет Ули по самым интересным эпизодам битвы. Ведь никто не знал местный парк лучше, чем он. Из этого приятного оцепенения его вывел звук поспешно захлопнутой двери и быстрые шаги.

Брайан открыл глаза, – перед ним стоял Ян, какой-то взъерошенный и на себя не похожий. Ворот его рубахи был расстегнут, волосы растрепаны, на верхней губе блестели капельки пота.

– Как хорошо, что вы здесь, Брайан, – воскликнул он, склоняясь над столом так низко, что в ноздри Брайану ударил острый запах его разгоряченного тела. В другой день от этого у Брайана закружилась бы голова, но сегодня он был полон до краев предвкушением предстоящего вечера в обществе прекрасного магистра. И потому просто вежливо улыбнулся и спросил: