Готика. Клуб одиноких сердец Эдгара Аллана По

Мы не заметили, как день склонился к вечеру, настолько захватывающей была наша беседа, и как из столовой мы переместились в сигарную комнату, в которой звучала музыка, это была очаровательная «Nessun dorma» Пуччини, от которой у меня даже возникли мурашки по телу.

Не помню в какой-то момент я вдруг почувствовал тонкий и нежный аромат жимолости с элегантной ноткой померанца, это известный факт, что запах табачного дыма только усиливает аромат парфюмерии.

Но откуда он появился?

В углу кресла, в котором я сидел, я с удивлением обнаружил голубой женский платок с небольшими инициалами «KvK», вышитыми в углу платка.

Я извлёк платок на свет и, обращаясь к моим визави, негромко произнёс:

– Доктор, я случайно обнаружил здесь платок! Такой приятный и до боли знакомый аромат, да и инициалы мне знакомы, это случайно не госпожа…

Не успел я договорить, как доктор Хаггаси меня нетерпеливо перебил:

– Да, Вы совершенно правы, Генрих, это несравненный аромат духов «Claire de la lune», которые, как и платок, что в Ваших руках, принадлежат госпоже Катарине фон Корфф, моей близкой знакомой.

– Судя по платку, она Вас недавно навещала? – присоединился к нашей беседе доктор Герке, – поймите правильно, доктор, мы с коллегой не видим в этом ничего предосудительного.

– Да, господа, она была у меня накануне, приходила посоветоваться со мной насчёт поведения своего супруга, Эдуарда фон Корффа, который тайно завёл шашни с молодой горничной, поступившей в их дом совсем недавно. Не стоит забывать, что и Катарина, сама из бывших горничных, из прислуги, и поэтому ей так неприятен этот инцидент с мужниной изменой, но надеюсь, всё это останется сугубо между нами, господа?

Мы уверили доктора Хаггаси в том, что умеем хранить тайну. Выпив ещё по бокалу бренди, мы пожелали доктору доброго сна, и ретировались в ночь, которая была освещена слишком полной луной.

– Что Вы думаете обо всём этом, доктор? – спросил я у Герке, как только за нами привратник закрыл ворота виллы Magnus.

– Загадочная и тёмная история, мой милый Генрих, – только это и смог вымолвить мой спутник.

Четыре дня спустя мы обедали вместе с комиссаром полиции господином Фричем в ресторации Феликса Баумгартнера, которая располагалась в здании местного Кургауза. Надо сказать, что подобное заведение пользовалось большой популярностью и было на хорошем счёту не только у курортной публики, которая обычно бывает крайне привередливой в вопросах аутентичной гастрономии, но и у местных баденцев, к слову сказать, избалованных не меньше приезжих гостей.

Не говоря уже об отличном выборе местных и заморских вин и настоек, гостям неизменно предлагались такие филигранные кулинарные штучки, как седло шварцвальдской косули в винно-можжевеловом соусе с гарниром из местной домашней лапши, по виду больше похожей на ньокки, чем, собственно говоря, на саму лапшу; жареный в миндале рейнский судак с исключительно нежной по вкусу отваренной спаржей; тушёные в смоковно-горчичном соусе кабаньи щёчки с пастернаком; паштет из жаворонков с вяленым виноградом; печёные в травяном масле улитки и многое другое.

Когда мы перешли к блюдам из дичи и кельнер наполнил наши бокалы ароматным пино нуаром, комиссар Фрич как-то странно пшикнул из-под своих кустистых усов, затем поднял палец вверх, и еле слышно изрёк:

Конец ознакомительного фрагмента.