Говардс-Энд

— Нам трудно это понять, — сказала Маргарет, — но если мы с тобой собираемся стать мужем и женой, я попытаюсь.

— Что, по-твоему, происходит с тысячами молодых людей, когда они оказываются за границей, отрезанные от приличного общества и семьи? Совершенно одни. Никого рядом. Я знаю это по своему горькому опыту, а ты говоришь, что ничего не изменится.

— Для меня.

Генри с горечью рассмеялся. Подойдя к буфету, Маргарет взяла тарелку для завтрака. Потом, поскольку она завтракала последней, погасила спиртовую лампу, которая подогревала посуду. Она держалась с ним ласково, но серьезно. Было ясно, что Генри не столько раскрывает перед ней свою душу, сколько дает ей понять, насколько огромна разница между душой мужчины и душой женщины, а ей совсем не хотелось слушать его рассуждения на эту тему.

— Хелен пришла? — спросила она.

Генри покачал головой.

— Но это никуда не годится! Мы не должны допустить, чтобы она слушала сплетни миссис Баст.

— Боже мой! Нет, конечно! — воскликнул он, на мгновение став самим собой. Потом спохватился: — Ну и пусть болтают. Моя песенка спета, хотя я благодарю тебя за твое бескорыстие, при том что моя благодарность, конечно, ничего не стоит.

— И она мне ничего не передала — на словах или записку?

— Я об этом ничего не слышал.

— Пожалуйста, позвони.

— Зачем?

— Как? Чтобы спросить слуг.

С трагическим видом он направился к колокольчику и позвонил. Маргарет налила себе кофе. Пришел дворецкий и сообщил, что мисс Шлегель, насколько ему известно, ночевала в гостинице. Следует ли ему сходить за ней в «Георг»?

— Я сама схожу. Спасибо, — отпуская его, сказала Маргарет.

— Это плохо, — проговорил Генри. — Такие вещи быстро выплывают наружу. Раз уж слова были сказаны, нам эти разговоры не остановить. Мне были известны случаи, касавшиеся других мужчин, которых я когда-то презирал и думал, что я-то не такой, что я не поддаюсь соблазнам. О, Маргарет… — Он подошел и сел рядом, изображая муки совести. Маргарет с трудом его слушала. — Мы, мужчины, всегда хоть раз попадаем в подобное положение. Поверишь ли? Бывают моменты, когда самый сильный человек… «Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть». [47] Это верно, не так ли? Если бы ты все знала, ты простила бы меня. Я был так далек от благотворных влияний — далек даже от самой Англии. Мне было очень, очень одиноко, я истосковался по женскому голосу. Но довольно. Я уже рассказал тебе так много, что ты могла бы меня простить.

47

Послание к коринфянам, 10:12.

— Да, довольно, дорогой.

— Я… — Он понизил голос. — Я пережил адские мучения.

Она серьезно задумалась над его словами. Пережил ли? Страдал ли он, терзаемый раскаянием? А быть может, просто сказал себе: «Ну все, хватит! Пора вернуться к респектабельной жизни»? Скорее последнее, если она правильно распознала его натуру. Человек, переживший адские мучения, не кичится своей мужественностью. Он смиренен и не выставляет напоказ свое мужское жизнелюбие, если, конечно, оно в нем еще есть. Только в сказках грешник бывает кающимся, но ужасным, а следовательно, способным подчинить чистую женщину своей непобедимой власти. Генри хотелось бы быть ужасным, но у него отсутствовали необходимые для этого качества. Он был обычным добрым англичанином, оступившимся на жизненном пути. То, что поистине заслуживало порицания — его неверность миссис Уилкокс, — казалось, его вовсе не беспокоило. И Маргарет очень хотелось поговорить с ним о миссис Уилкокс.

Понемногу история его падения была рассказана. Простая история. Время действия — десять лет назад. Место — гарнизонный городок на Кипре. Он то и дело спрашивал ее, может ли она его простить, а она отвечала: «Я уже простила тебя, Генри». Маргарет осторожно выбирала слова, чтобы не дать ему впасть в панику. Она изображала наивную девушку, пока он вновь не возвел крепость и не спрятал там от мира свою душу. Когда вошел дворецкий, чтобы убрать посуду, Генри уже был в совершенно ином настроении — он поинтересовался у молодого человека, куда это он так торопится, и пожаловался на вчерашний шум, доносившийся с половины слуг. Маргарет пристально посмотрела на дворецкого. Этот красивый мужчина показался ей как женщине даже привлекательным — правда, ее влечение к нему было настолько слабым, что она едва отдавала себе в нем отчет. И все же, признайся она Генри в своем чувстве, он тут же начал бы метать громы и молнии.

Когда Маргарет вернулась из «Георга», строительство крепости благополучно завершилось и перед ней стоял прежний Генри — уверенный в себе, скептичный и доброжелательный. Он очистил свою совесть, был прощен, и теперь самое главное было забыть о падении, отправив его той же дорогой, что и прочие неудачные вложения. Джеки присоединилась к Говардс-Энду и Дьюси-стрит, к ярко-красному автомобилю, к аргентинским песо и всем остальным вещам и людям, в которых никогда не было проку, а уж тем более теперь. Ему мешали эти воспоминания. И он едва мог сосредоточиться, когда Маргарет принесла из «Георга» тревожные вести. Хелен и ее протеже съехали.

— Ну и пусть убираются — я хочу сказать, этот парень со своей женой, потому что чем больше твоя сестра будет у нас на глазах, тем лучше.

— Но они уехали, и не вместе. Хелен — очень рано утром, а Басты — перед моим приходом. Ничего не просили передать. И на мои письма не ответили. Боюсь подумать, что все это значит.

— А что ты им написала?

— Я же рассказала тебе вчера вечером.

— О… да… конечно! Дорогая, давай прогуляемся по саду.

Маргарет оперлась на его руку. Хорошая погода подействовала на нее успокаивающе. Но колеса свадьбы Иви все еще крутились, отправляя гостей восвояси так же проворно, как ввозили их в Онитон, и она не могла долго оставаться с Генри. Было решено, что они поедут на автомобиле в Шрусбери, оттуда Генри отправится на север, а она вместе с Уоррингтонами — в Лондон. На долю секунды Маргарет была счастлива. Потом в ее голове снова начали бродить разные мысли.

— Боюсь, что по «Георгу» поползли какие-то слухи. Хелен не уехала бы, если бы не услышала сплетни. Я повела себя неправильно. Это скверно. Надо было сразу же увести ее от этой женщины.

— Маргарет! — воскликнул он, с чувством отпустив ее руку.

— Да? Да, Генри?

— Я далеко не святой — на самом деле скорее наоборот, — но, так или иначе, ты берешь меня в мужья. Что прошло, то прошло. Ты обещала меня простить. Обещания надо выполнять, Маргарет. Больше никогда не вспоминай эту женщину.

— Без практической нужды — никогда.

— Практическая нужда! И это ты-то практичная женщина!

— Да, я практичная, — пробормотала она, наклонившись над косилкой и перебирая траву, которая, как песок, проскальзывала у нее между пальцами.

Хотя Генри заставил Маргарет замолчать, ее опасения вселили в него беспокойство. Не в первый раз ему угрожали шантажом. Он богат, а значит, должен быть нравственно безупречен. Басты знали, что это не так, и могли попытаться извлечь выгоду, намекнув о чем следует в нужном месте.

— В любом случае, — сказал он, — ты не должна беспокоиться. Это мужское дело. — Он глубоко задумался. — Ни в коем случае никому ничего не рассказывай.

Получив такой элементарный совет, Маргарет даже покраснела, но на самом деле Генри подготавливал почву для лжи. Если возникнет необходимость, он станет отрицать знакомство с миссис Баст и подаст на нее в суд за диффамацию. А может, он никогда ее и не знал. Вот перед ним стоит Маргарет, которая ведет себя так, словно он никогда не встречал ту женщину. Вот дом. А за ними — полдюжины садовников, которые убирают лужайку после свадьбы его дочери. Все такое добротное и аккуратное, что прошлое взлетело и скрылось точно роликовая штора, оставив нескрутившимися лишь последние пять минут.

Вспомнив про эти пять минут, он понял, что еще через пять за ними придет машина, и начал действовать. Зазвучал гонг, посыпались распоряжения. Маргарет отправили одеваться, а горничной велели подмести длинную полоску скошенной травы, которую Маргарет оставила в холле. Сознание мистера Уилкокса было тем же для сознания некоторых людей, чем был Человек для Вселенной — сконцентрированным на маленькой точке лучом света, недолгие, но самодостаточные Десять Минут, которые движутся по назначенным им годам. Тот, кто живет Настоящим, никакой не язычник, и, возможно, он мудрее всех философов. Мистер Уилкокс жил прошедшими пятью минутами и будет жить следующими пятью — таково сознание делового человека.