Говорящая муха

Кв.23. Трехкомнатная. Скимбаторы. Папаша - пекарь на хлебозаводе, мамаша, кажется, тоже, сын и дочь: Шуня и Оля. К ним в гости регулярно приходил известный исполнитель молдавских народных песен Ион Басс. Тем, кто не знает, или забыл - у него был очень высокий, прямо скажем, тоненький голос. Зато фамилия - Басс. Шуня - товарищ по детским играм. Живет со своей семьей где-то в другом месте. Оля, кажется, там же и живет вместе с мужем и детьми. Квартира вначале была коммунальной, но кто там еще жил - уже не помню.

Кв.24. Трехкомнатная. Тоже коммуналка. Там жил дядя Степа - одинокий хромой калека, впоследствии женившийся. До того как он женился, про него сказала Феодосьева: "Зачем ему жена, когда у него "Спидола" есть?" Дело в том, что дядя Степа обзаведясь "Спидолой" (после Аркаши Авербуха) не расставался с ней ни на минуту: на работу, с работы, в выходные ли, в будние ли дни - "Спидола" всегда в руке. Также там жил некто Рыжий (первая кличка) по прозвищу "Пушкин" (вторая кличка) с женой и сыном Вовочкой. Когда он разводился с женой судья его спросил - почему вы разводитесь?

– на что он простодушно ответил, указав на присутствовавшую жену: "Да вы на нее сами посмотрите. Кто же с такой жить будет?!" Как ни странно, аргумент подействовал на все сто процентов.

Там жили еще какие-то люди, чьи лица и некоторые эпизоды помню, а имена - нет.

* * *

ШАФИРЫ

Фима был первым, с кем я познакомился, переехав в Кишинев из Ярославля.

Первые несколько дней я считал, что его зовут Сима, так как он немного пришепетывал, а я удивлялся, думая, что у мальчика женское имя. Потом разобрались. Его полное имя Фишель, сокращенно Фима. Иногда, для разнообразия, мы называли его Фляма.

С Фимой и его семьей в моей жизни связано очень многое.

Фимкина мама работала в бухгалтерии на комбинате глухонемых. Отец Фимки - Мордехай Шафир - работал экспедитором на хлебозаводе. Экспедитор, это человек, сопровождающий хлебный фургон, который развозит хлеб по магазинам. Потом он работал на фабрике игрушек, поэтому у Фимки в этот период появлялись новые игрушки. Правда, только на несколько дней - потом их отец опять относил на фабрику. Потом Фимкин отец перешел работать на комбинат бытовой химии в Страшены. Потом снова куда-то на новое место. Фимка говорил, что отец больше, чем на полгода нигде не задерживается.

У них в семье - единственной в подъезде - была домработница, молдаванка из пригорода. Однажды Фимка обратился за советом. Ему понадобилось стащить у родителей 10 рублей. Деньги в доме были - в десяти сумочках по сто рублей в каждой. И он не знал, что лучше - из каждой взять по рублю, или из одной взять десять? Несмотря на достаток и нетрадиционные источники жизнеобеспечения. Фимка ежедневно приходил к нам за разными мелочами: Чистую тетрадку, перо. чернила. книгу и т.д. Лучший эпизод связан. однако не с этим.

Фимка обожал играть в футбол. Он мог часами - если никого нет, то в полном одиночестве - гонять мяч сам с собой, загоняя его в какую-нибудь мишень: водосточную трубу, ведро и т.д. Впрочем, второго Цинклера из него не вышло. Своего мяча, однако, у него никогда не было, поэтому он регулярно просил мяч у нас, приходя ежедневно. Как-то раз он предложил: "Зачем я буду вас все время беспокоить? Пусть лучше мячик будет у меня".

Фимкина речь была очаровательна:

– Я имел получить пять. (Это значит, что он чуть не получил в школе пятерку.)

– Я имел разбить голову. (Это значит, что мог разбить голову. но не разбил.)

Фимка закончил 37-ю школу, потом Институт пищевой промышленности в Одессе. В Одессе он прожил лет двадцать, работая в организации, которую он называл "Главпирожок". В конце восьмидесятых все они уехали в Израиль.

* * *

Ну, конечно, отдельно надо вспомнить Фимкиного деда.

Как его звали - ни для кого не имело значения. Он назывался всеми просто "деда". (В действительности его звали, кажется, Отто Бендерский - так сказал Фимка, но, похоже, что я снова не разобрал правильное имя...) Он был очень стар. Умер он в возрасте 96-97 лет. Произошло это где-то в первой половине семидесятых. Значит, в конце пятидесятых ему было под восемьдесят, а в шестидесятых - за восемьдесят.

Всю свою жизнь он проработал писарем в синагоге и был, естественно, весьма религиозен. В синагогу он ходил регулярно до тех пор, пока мог это делать самостоятельно. От нашего дома до синагоги было не очень далеко.

Мне кажется, что старая синагога на Измайловской уже была закрыта, центральную синагогу уже перестраивали в театр им. Чехова, так что деда в то время ходил в синагогу в Якимовском переулке.

Быстрым шагом от нас до синагоги можно дойти минут за пятнадцать, если по дороге срезать все углы: через проходной двор выйти на Армянскую угол Ленина, потом вниз по Армянской до Фрунзе, потом, пересекая Фрунзе, войти во двор хозяйственного магазина на углу и, свернув наискосок налево, входишь в Якимовский, где, не доходя до Котовского, с правой стороны переулка и находилась Кишиневская синагога.

Но деда не мог дойти до нее за двадцать минут. За это время он мог дойти только до ворот нашего двора. Передвигался он настолько медленно, что у случайных людей такая скорость всех телодвижений вызывала уже не жалость, а научное любопытство: неужели он может куда-нибудь дойти?

В основном, деда сидел у двери подъезда и что-нибудь читал.

Что мог читать религиозный еврей на склоне лет? Вы, наверное подумаете, Тору, Мишну, или еще какой-нибудь "религиозный дурман"?

Ничего подобного. Этого не было ни разу.

Я часто не ленился и заглядывал в то, что деда читает. В основном, это были периодические издания тех лет. Газеты - Известия, Правда, Труд, Советская Молдавия и т. д., журналы - самые неожиданные. Например, однажды, я лично видел, как он внимательно прочитал от корки до корки журнал "Старшина и сержант", в другой раз он читал "Вооруженные силы за рубежом". Я, собственно говоря, и узнал-то о существовании этих журналов от него.

Как они ему попали в руки - понятия не имею, тем не менее, он их читал. Надо также отметить, что по всему прочитанному вы могли устроить ему экзамен, и он его успешно сдал бы.