Говорящая с камнем

пакетиком. Так что отчасти Фран добился того, чтобы перестала грызть «сладость». Но

такая постановка вопроса нисколько меня не смущала, я бежала за Франом, задыхаясь от

хохота. Меня настолько пробрал смех, что я не могла нормально идти, постоянно

спотыкаясь.

— О боги, ты успокоиться можешь? – возмутился Фран, но не зло, скорее, тоже в

шутку.

Он резко остановился и пристально на меня посмотрел. А я все продолжала давиться

от смеха, прикрывая рот.

— Не-а, — отозвалась я, вновь откусывая картошку.

— Все – хватит! – выхватив у меня огрызок и пакетик, отправил их в мусорник.

Изобразила смертельную обиду, но недолго, она быстро прошла, как только мне протянули

что-то круглое, желтого цвета, покоившееся на деревянной палочке.

— А что это? — спросила, с интересом разглядывая тонкий узор из шоколада, пока

Фран расплачивался за две сладости. Попыталась откусить, но зубы лишь скользнули о

твердое ярко-желтое покрытие. Во рту остался вкус шоколада.

— Не бойся, кусай сильнее — это карамель, дальше пойдет кекс. Они есть разного

вкуса, но я больше всего люблю лимонный.

Я послушалась совета пепельноволосого и надкусила сильнее. Тонкий слой карамели

треснул, и вот уже смакую шоколадно-лимонный кекс, внутри которого чувствовалась

цедра.

Мне понравилось пирожное на палочке. Пожалуй, Фран прав – это лучше картошки.

— Вкусно? Я же говорил! – самолюбие мага было потешено. Он шел не спеша,

наслаждаясь сладостью. – А какой твой любимый вкус?

Я задумалась, вспоминая все сладости, что успела попробовать у людей.

— Наверное, шоколад. Еще клубника понравилась.

— Ты как-то неуверенно говоришь.

— Просто мне и этот нравится. Спасибо! – поспешила оправдаться, чтобы больше не

поднимать тему вкусов. Вдруг что-то не то скажу.

Вечер оказался прекрасным. Мы гуляли с Франом, и мне нравилось. Наверное, вся эта

ситуации меня опьянила, может, поэтому через некоторое время я остановила мага и

решительно спросила:

— А ты что – за мной ухаживаешь?

На этот раз удивляться пришлось ему. Изучающе на меня посмотрев, будто видел

впервые, легонько пожал плечами и будничным тоном заявил:

— Неожиданно, однако. Я смотрю, кто-то осмелел? С чего ты взяла, что я за тобой

ухаживаю?

Вот же гад! Я вспыхнула от негодования, думая о том, что кому-то требуется

хорошенькая взбучка, дабы усмирить самолюбие. Не зная, что сказать, развернулась и

направилась в сторону академии. Желание находиться с этим наглецом пропало.

— Постой! – Фран не дал и шагу ступить, резко схватил за руку и развернул к себе. –

Что ты сразу обижаешься, как…

— Как кто? – с вызовом посмотрела на него.

— Как маленькая, — неуверенно закончил.

Этих слов я и ожидала. Чувство победы охватило меня с головой и я, не удержавшись,

задала вопрос, что так и просился наружу.

— Раз такая маленькая, чего водишься со мной?

— Люблю маленьких, — гадкая улыбка.

— Фран, — мой голос приобрел железные нотки, — давай начистоту, почему ты так

добр ко мне? Ты ведь ненавидишь меня.

— Ханна, пойми, — устало произнес маг, — я тебя не ненавижу. Вот скажи, когда в

последний раз я обижал тебя? Да, признаю, был гадом, вел себя недостойно. Но ведь я все

осознал и откинул в сторону глупые мальчишеские обиды. Неужели я не стал выглядеть

лучше в твоих глазах? Не заслужил доверия? Я даже открыл тебе правду, что это мы с

Сорин тогда подставили тебя.

Он взял мои руки в свои, и хоть они были в перчатках, я все равно почувствовала жар

от нашего соприкосновения. Я не могла ничего возразить, слова Франа были

аргументированы и серьезны. Он, правда, не походил больше на того мальчика, что

всячески пытался задеть меня. Теперь маг воздуха выглядел иначе. И его близость

вызывала во мне отклик.

О нет, Ханна! Эвин прав — лучше держаться от него подальше.

— Мне пора, — тихо пробурчала, резко вырывая руки из его объятий. Сделала пару

шагов назад, только потом почувствовав, что в его руке осталась моя перчатка.

— Постой, глупышка! – окликнул он. В его голосе послышались легкие нотки веселья.

Кажется, Франа забавляла вся ситуация, а я хотела провалиться сквозь землю, чтобы

больше не видеть пепельноволосого, не чувствовать этой всепоглощающей неловкости.

Замерла, на одеревенелых ногах развернулась к нему, не поднимая глаз от своих

сапожек. Фран медленно подошел, взял мою руку и вместо того, чтобы надеть потерянную

перчатку, поднес ладошку к лицу. Зажимая в своих горячих руках, он вдруг подул на нее.

Ошеломленная этим действом, непонимающе взглянула на него, попадая в плен серых

глаз.

— Опрометчивый поступок. Ты ведь не можешь быть долго на холоде, — его дыхание

вновь обожгло руку, а после ее бережно укутали в потерянную перчатку.

— Зачем ты бежишь от меня?

— Я… я…

— Ханна, несколькими минутами раньше ты была более уверенной, чем сейчас, —

напомнил он.

Знаю, но… как же трудно. Если тогда именно я выступала в роли того, кто создавал

неловкость, то теперь я была окружена ею. Щеки пылали, невозможно было что-то

сказать, словно на поле боя, без возможности нанести смертельный удар. Даже убежать не

могу. Оставалось лишь сдаться, но я не уверена, что хочу этого…

— Фран, отпусти меня.

— Разве я держу тебя? – непонимание в его глазах, а я и не знаю, что со мной и как

объяснить это.

— Ханна, — не дождавшись от меня каких-либо объяснений, он вдруг продолжил: —

Могу ли я рассчитывать на взаимность?