Говорящий холст
Шрифт:
И вот... началось.
Десантники по всей длине Новой Просеки, генерал с профессором как завороженные смотрели на появившихся на грани леса оленей. Пятнистые, они сливались с таежной зеленью, не решаясь перебраться через древесные завалы. Чуяли близость людей. Но огонь сзади подпирал.
Разом, как по чьей-то команде, на просеку высыпало множество рыжих белок. Быстрыми огоньками переметнули они через траншеи, взлетели на завал, на котором сидели десантники, и исчезли в плотной зелени.
Но одна из белок отстала, ковыляя и таща обессиленный хвост, оставляя за собой на черной земле длинную
– Подраненная, - заметил Спартак.
– Так я сейчас! Помогу ей, мигом!
– крикнул Остап и кинулся на просеку.
Рыжий комочек метнулся от него. Но Остап ловко упал, вытянул руки и умудрился схватить белку. Но тотчас вскочил, истошно крича. Подранок же мчался, забыв о собственной боли.
Но Остап не забыл. Вернулся, тряся окровавленной правой кистью:
– Укусила, безмозглая! Словно девка нецелованная!
Укус был серьезным, кровь текла ручьем. Появилась девушка-санинструктор. Сумка с красным крестом через плечо. Сделала пострадавшему перевязку по всем правилам полевой медицины и ни разу не улыбнулась Остапу, когда тот грозил всему нецелованному кусачему племени. Ребята подтрунивали над ним, а Спартак мрачно заметил:
– Подвел ты меня. Думал, операция без потерь прошла, а ты...
На просеку выскочили зайцы.
Раздалось улюлюканье и крики:
– А ну, заяц, погоди!
– Остап! Лови!
Зайцы опешили от криков, заметались, словно путали следы на черной вспаханной земле, потом помчались все разом, как спущенная со свор стая собак, и исчезли в завалах.
И только после этого на просеку выскочили олени. Рогатые самцы, а за ними ланки с оленятами. Они бесстрашно, казалось, бежали на десантников. На самом же деле, обезумев от страха и удушливой гари, наполнявшей воздух. Десантники посторонились, чтобы дать стаду пройти. Изящно взяв барьер из поваленных стволов, пятнистые животные слились с таежной зеленью. Немного в стороне через просеку ковылял миша в опаленной местами шубе.
– Михайло Потапыч! Милости просим!
– кричал Остап.
– Уймись ты, подранок, - цыкнул на него Спартак.
Но Остап заорал еще громче:
– Хлопцы, зырьте! Наш, в тельняшке!
– Тише ты, дурило! Спугнешь, не поймаешь!
– Иди бери голыми руками, как бельчонка, - слышалось с разных сторон.
– Его нельзя. Он в Красную книгу записан. Никак, уссурийский тигр, отозвался за Остапа Спартак.
Никто не испугался могучего зверя. Легко перескочил он через завал, вильнув полосатым хвостом, и вышел на просеку, осторожно, по-кошачьи грациозно ставя лапы на черную землю, словно боясь их запачкать. Величественно продефилировал он мимо десантников, совершенно игнорируя их присутствие.
– Ишь зазнался, полосатый! Тельняшка-то твоя как у зебры!
Тигр не понял, не оскорбился и не оглянулся.
– Сдается мне, что есть еще один зверь, записанный в Книгу, - заметил Спартак.
– В Красную?
– Нет, скорее в Черную. Только не знаю, где его найти, как следствию помочь.
– Сам найдется, - заверил Остап.
– Подсуетится, подсуетится, да к нам и выйдет о двух ногах, как миленький.
– Как бельчонок подраненный. Ты его и возьмешь здоровой рученькой, послышались голоса десантников.
– Ладно вам, пустобрехи. Вас
бы так кусанула.Но никто "о двух ногах" не вышел на Новую Просеку, не оставил следов на черной полосе, которые так тщательно изучают на границе ее стражи в зеленых фуражках.
Хромой был где-то далеко.
Генерал обходил отряды.
Спартак выскочил перед ним, приложив руку к берету:
– Разрешите доложить, товарищ генерал. Задание выполнено.
– Потерь нет?
– спросил Хренов.
– Есть один раненый.
– Что? Укрылся плохо? Комом или веткой задело?
– Никак нет, товарищ генерал. Бельчонок укусил.
– Ладно, не тигр, - улыбнулся генерал.
Едва Хренов обошел свои отряды, как подоспел Огонь.
С шипением, с дымовой завесой, как бы посланной с ветром вперед, шел Огонь в атаку на дерзких людишек, издали душа их гарью.
И затрещали в тайге залпы невидимых ружей, заухали взрывы лопающихся стволов, взвивались огненные фонтаны, как от разорвавшихся снарядов. Стихия огня рванулась вперед и налетела... на пустоту. И замерла, кружась в ярости на месте. Хотела захватить завалы поверженных деревьев, но, присыпанные землей, они не желали загораться. Побежали было, как по бикфордовым шнурам, струйки дыма по оставшимся кое-где линиям жухлой травы, но скоро сникли, зачадили. И тогда в бессильной злобе огненная стихия попыталась опалить лютым жаром людям лица, задушить отравленной гарью и дымом этих дерзких ребят в тельняшках. Но те только посмеивались, отплевывались и чихали. Чихали на Огонь!
И не смогла пройти Огненная Злость через преграду Заботы, не прорвалась к Великой таежной стройке.
И в полном уже бешенстве бессилия ринулся пожар вместе с переменившимся ветром на восток, словно хотел отомстить обманувшему его Хромому. Но догнал ли?
Тамара пришла ко мне на дачу, как обещала, со Спартаком и Остапом, получившими внеочередные отпуска.
Остап, знакомясь, уверял меня, что он специалист по всему внеочередному (может быть, он имел в виду наряды?) и необыкновенному.
– Вот Тамара-то у нас! Она необыкновенная! Вы зажмурьтесь и подумайте. "Идзе"! Так обыкновенная грузинская фамилия кончается. Но Тамара-то ведь не ИДЗЕ' Клёво? Потому и пожар у нее на холсте как заправский. Обжечься можно.
– Мы сравним, - сказал я.
– Этот камин у себя в комнате я сложил сам. Мы разожжем дрова. Сейчас найду спички.
– Не надо, - остановил меня Спартак.
– Там, на таежном пожарище, нашли обугленные человеческие кости и котомку с несгораемым контейнером.
– В нем что-нибудь было?
– Да. Томик Игоря Северянина. "Королева играла в башне замка Шопена". Еще корни женьшеня и вот это.
– И он протянул мне пластинку.
– Кладите под дрова и ударьте ее поленом.
Я так и сделал. Пластинка съежилась, как живая, и воспламенилась. Дрова разгорелись.
– Теперь рассказывайте, - приказала мне "княжна" Неидзе.
И я рассказал им все, что услышал" от "говорящего холста".
– Услышал от холста?
– спросила Тамаре, когда я кончил.
– Значит, и про Спартака и Остапа это он вам наговорил? Нет, я ведь сама что-то там вспоминала о них. Но вот про Хромого!..