Грабеж средь бела дня

– Эй, граждане! Потише нельзя?
– Мы чуть не прокололись, забыв, что динамик включен на полный звук. Хорошо еще, папа не разобрал, что у нас в комнате не телевизор заорал, а его собственный участковый.

Мы тут же убавили звук и насторожили уши.

Участковый сообщил папе, что, проведя неотложные оперативные мероприятия, он установил: квартирные жулики использовали для вывоза награбленного один и тот же автомобиль марки «Газель», но с разными номерами. Иногда в преступных эпизодах фигурировал большегрузный автомобиль типа «КамАЗ». На нем увозили украденную мебель.

– На участников краж вышли?

– задал папа неприятный вопрос.

– Тут такое дело, - замялся участковый.
– Фактически они пока не установлены, но теоретически, видимо, почувствовали, что я их вот-вот нащупаю.

– Откуда такая уверенность?

– Кражи прекратились, товарищ полковник. Резко и категорически.

Мы с Алешкой переглянулись: знал бы товарищ участковый, почему прекратились кражи и какая огромная и опасная работа стояла за этим «резко и категорически».

Вообще со слов лейтенанта получалось, что именно его личными стараниями прекратились кражи в нашем родном микрорайоне. Это было обидно. Но ничего, скоро он узнает истину. Когда в отделение милиции мы доставим всю банду да еще с вещественными доказательствами.

И мы тихонько похихикали. Но после некоторых слов участкового нам стало не до смеха.

– Тут, товарищ полковник, вот какая подозрительная деталь просматривается.
– Это лейтенант проговорил как-то неуверенно, с неохотой. Будто ему было очень неприятно сообщать старшему по званию такие факты, которые его очень огорчат.
– И эта деталь не одна.

– Подробнее, лейтенант, - попросил папа.
– Разберемся вместе.

Лейтенант собрался с духом.

– Мы долгое время не могли установить, как преступники выходят на нужные объекты. Ведь в каждой квартире, которую они ограбили, было что взять. И более того, кражи совершались в самое удобное и безопасное время. Когда в доме отсутствовали хозяева…

– И к какому же выводу вы пришли?

– Однозначно: преступники получали нужную информацию.

– От кого?

– Вот мы и думаем…

– Долго думают, - хихикнув, шепнул мне Алешка.

– …Вот мы и думаем. А тут позвонил в отделение директор нашей школы, уважаемый и заслуживающий доверия человек. Он сообщил нам, что, скорее всего, эта информация получена из… классных журналов. Правда, он категорически отказался сообщить, откуда у него эти сведения и кого он подозревает.

Это делает честь нашему директору - однозначно!

– Дальше, - в папином голосе что-то такое нам послышалось. Нежелательное.

Участковый тяжело вздохнул и продолжил:

– В одной из квартир владелица обнаружила совершенно непонятным образом попавшего туда… полковника милиции. В виде… манекена.

– Так!
– Папин голос обрел хорошо знакомую нам жесткость.

– Прибывший по вызову гражданки наряд милиции застал возле этой квартиры… несколько детей.

– Ну и?…

– Двое из них - ваши, товарищ полковник, - чуть слышно закончил участковый. Ему было очень неловко.

– Все?
– В папиной интонации мы с облегчением уловили чуть заметную усмешку.
– В дополнение: дважды на месте преступления я сам их обнаружил. Причем их объяснения не выдерживают критики, товарищ полковник. Когда я задал им вопрос: что вы здесь делаете, они ответили знаете что?
– Участковый перевел дыхание.
– Они, оказывается, относили белье, полученное в прачечной, на помойку. Представляете? Белье после стирки - на помойку! Да еще за два квартала от дома!

– А что?
– не удивился папа.
– Они могут. Они и не такое могут. Но я выясню эти подозрительные детали, не беспокойтесь.

Мы - две «подозрительные детали» - опять переглянулись и поняли друг друга без слов: бандитов нужно немедленно задержать и сдать в милицию. Иначе как бы нам самим туда не загреметь.

И мы, не дожидаясь законных репрессий со стороны родного полковника, помчались к Милке.

По дороге, не сговариваясь, мы забежали к разгневанной Анне Степановне.

Я позвонил в дверь, и на пороге возникла величественная дама невысокого роста.

– Чем обязана?
– строго спросила она.

– Мы извиниться пришли, - жалобно (очень артистично) пролепетал Алешка и стал чертить носком сапога по полу. Опустив голову.

– Ну?
– Анна Степановна одновременно обеспокоилась и обрадовалась. Ей, наверное, очень нравилось, когда перед ней извинялись. Неизвестно за что. Наверное, перед ней весь мир был в чем-нибудь виноват.

– Это мы вам вчера звонили, - еще жалобнее пролепетал мой брат.
– Про вашего Гришу.
– И Лешка предусмотрительно уточнил, указывая на меня: - Вот он…

– Мы озорничали, - «признался» я.

– Это не озорство, - подняла палец Анна Степановна.
– Это - хулиганство. И я его просто так не оставлю. Не надейтесь!

А мы и не надеялись. Мы сразу поняли, что таким, как эта маленькая, но массивная тетя, чистосердечного раскаяния мало. Ей нужно еще и наказать чистосердечно раскаявшихся.

– Мы больше не будем, - заученно и равнодушно пообещал Алешка.
– Не надейтесь.

И мы, выполнив свой долг, побежали к Милке.

Надо сказать, что в этот раз она гораздо быстрее поняла, что нужно сделать, и отнеслась к нашей идее с гораздо большим доверием. Даже с восторгом…

Через минуту мы уже шагали по направлению к Ведьминому углу. Обсуждая на ходу детали предстоящей операции.

– Я вот так вот на него взгляну!
– хвалилась Милка.
– И все! Отпад! Завертится как миленький!

– Не надо, чтобы вертелся, - уточнил я.
– Надо, чтобы он заснул. Как в тот раз.

– Заснет!
– злорадно воскликнула Милка.
– Как миленький! Три года будет спать, жулик! Как спящая красавица.

– Не надо три года, - испугался Алешка.
– Три минуты надо.

– Всего-то?
– огорчилась Милка.
– Стоило меня из-за такой ерунды…

– Все, - пресек я ее выступления.
– Пришли.

Возле подъезда стояла знакомая «Газель». Очень кстати. Мы обошли ее кругом и одобрили мощный запор на задней дверце. И вошли в дом.

Мы с Алешкой на всякий случай остались в приемной, где не работал телевизор, но шустро бегали по его экрану рыжие таракашки, а Милка, стукнув в дверь, вошла в кабинет.

– Здравствуйте, - сказала она.
– Вы в тот раз меня не очень закодировали. Давайте попробуем… - Дальше мы почти ничего не разобрали, потому что она закрыла за собой дверь.

Но мы тут же прижались к ней (к двери) ушами. И услышали журчащий, такой баюкающий Милкин голос: