Град разбитых надежд

«Джолин, почему тебе снятся убитые младенцы?! Неужели это и есть твой страшный секрет?» — судорожно думал Джоэл, то отворачиваясь, то снова поднимая меч, чтобы отсечь голову поганому мороку Змея, порождению его издевательской фантазии. Вернее, разума спящего человека. Только вот чьего?

На мгновение Джоэл представил, что у Джолин был ребенок от Зерефа Мара или от другого подлеца, не пожелавшего связывать себя узами брака. «Джолин, и ты убила свое несчастное дитя? И об этом знает Зереф? Поэтому он в любой момент может донести на тебя?»

Но даже такое жуткое предположение не делало ее виноватой в его глазах. Если Джолин и скрывала какой-то злой секрет, для Джоэла она неизбежно представала жертвой, и он не понимал, откуда в нем столько великодушия. Но ведь он ничего не ведал наверняка. Тут же взвивался рой новых гипотез: «А если это не ее кошмары? Что если жена Зерефа делала аборты себе или к ней приходили другие женщины? Что если это ее мучает совесть?». Потом он вспомнил, что Зереф потерял дочь и зятя, остался только внук, это породило новую версию: «Не было ли у них еще одного ребенка? Возможно, дочь Зерефа на момент смерти ждала сына или дочь. А ее муж, обратившись в сомна, разорвал на куски и ее, и нерожденное дитя».

Версии распадались множеством картинок, настолько же ярких и объемных, насколько пугающих. По телу проходили волны дрожи, рядом Ли хватал ртом воздух, как выброшенная на песок рыба. Он отчаянно боролся с тошнотой, неприличной для бывалого охотника. Но Джоэл не находил ничего постыдного в такой реакции: сколько трупов и сомнов ни попадется, наткнешься однажды на какое-нибудь особо гадкое зрелище, которое проберет до самой души, заденет ее задубевшие струны да и оборвет когтистыми пальцами.

Плач этого несуществующего ребенка проникал, казалось, за эти струны, за душу, за сердце, в самые недра подсознания. Джоэлу чудилось, что это он плачет тридцать семь лет назад, маленький, испуганный тем, что появился на свет, как будто уже подозревая обо всей жестокости, возведенной в ранг нормы. Он сглотнул ком в горле и потряс головой. Наваждение пропало.

— Что будешь делать, Джо? Сделай что-нибудь, умоляю. Этот звук… Он такой реальный, будто не кошмар вовсе. Будто настоящий, — стенал Ли, зажимая уши. Крик все больше напоминал игру на пиле или скрип ржавого металла по стеклу.

Джоэл поднял меч, но его самого скрутил нервный кашель. Он не знал, что делать с конвульсивно бьющимся иллюзорным тельцем, хотя на своем веку ему довелось повидать разрубленных детей не только в кошмарах, но и в реальности.

Не всегда охотники успевали на помощь, когда родители несчастных малышей внезапно обращались. А некоторых больных детей, мечущихся в горячке, поглощали их собственные кошмары. В таком случае велась статистика детской смертности, словно от дифтерита или скарлатины. Вермело давно воспринимал обращения как неизбежную болезнь, которая иногда перерастала в эпидемии. Так же в далекие времена чуму именовали карой небес, с той напастью, к счастью, справились. Справлялись и с эпидемиями детских обращений. Но хорошая статистика не отменяла сотни личных драм, не умаляла бесконечного горя несчастных семей. Какая-то драма скрывалась и в старой пекарне, возможно, не одна, но эти цепи накрепко связывали обитателей приземистого домишки.

«Ну все, хватит с нас. Хватит с Ли. Так можно на карантин опять загреметь. Ли этого не заслужил», — сказал себе Джоэл и решительно нанес удар, а за ним второй и третий. Кричащая иллюзия рассеялась, вернее, распалась на клочки. Джоэл потерянно застыл подле кровавого месива, упрямо твердя себе, что настоящих детей он всегда стремился только защищать и никогда не причинил бы им вреда. Так повелось еще в приюте. Но когда он думал о ранней юности, то неизбежно вспоминал пожар. Тот самый пожар… и безрадостную тайну, которая связала уже его.

— Пойдем отсюда, Ли. Сомнов здесь нет, — сухо бросил Джоэл. — Чистильщики все передадут в Квартал Прокаженных.

— Поговори утром с Джолин, — отчего-то уверенно, но невпопад ответил Ли. Он резко схватил за запястье Джоэла, поворачивая к себе, чтобы уж точно не удалось отмолчаться под видом, будто не услышал.

— Расспросить ее об этих снах? Вот об этом? — Джоэл, старательно не глядя, указал за спину на то, что осталось в Ловце Снов.

— Нет. Ты должен не расспрашивать ее о снах, а защищать от них. Если она тебе хоть как-то дорога. — Ли многозначительно поднял лихорадочно блестящие темные глаза и плотнее сдавил запястье, а потом резко отпустил.

«Я готов защищать ото снов каждого жителя Вермело, но у меня нет такой силы, чтобы оградить всех от самих себя. Да и разве имеет право человек на такую силу?» — подумал Джоэл, невольно представляя, сколько бы он сумел сделать для людей, если бы кто-то наделил его небывалой мощью, способной противостоять нашествию кошмаров.

Но он не привык долго мечтать о несбыточном, а об осуществимом не мечталось. Еще пару дней назад он страстно желал встретиться с Джолин, но теперь возможный разговор пугал. Джоэл не признавался себе, но чувствовал: он не хочет ничего узнавать про таинственную девушку из пекарни. Ему хватало созданного образа. Но подобные рассуждения выглядели до безобразия малодушными, и Джоэл подавил их, уничтожил и растоптал, как сорняки у обочины. Он — охотник. Расследовать и докапываться до правды — его долг. Чувства вторичны. И все же… На Ли такие запреты не распространялись. Чем отличалась от него Джолин, кроме того, что не состояла в их организации?

Джоэл резко остановился посреди улицы. Его поразило внезапное осознание: «Да я ведь знаю, как спасти ее из пекарни!» Он улыбнулся, едва не рассмеялся. Вот же оно! Ответ, который всегда лежал на поверхности! Он всегда знал! И так глупо загонял себя в лабиринт сомнений и беспомощности.

— Что такое, Джо? — поразился Ли. — Ты будто гору золота нашел. Сто лет не видел такого выражения на твоей кислой физиономии.

— Пока ничего, Ли. Пока ничего, — покачал головой Джоэл, охваченный нездоровым весельем, которое душным маревом сковывало ясность мыслей, но зато уничтожало впечатления от убийства иллюзорного ребенка. Нет, больше таких находок он не допустит, он спасет Джолин! Больше она не увидит таких снов! И эта упрямая мысль придавала отваги.

Так он и патрулировал улицы, так и дожил до утра, непривычно воодушевленный и, что скрывать, влюбленный, как мальчишка. Вернее, как благородный рыцарь из старинных баллад, несущийся вызволять даму из высокой башни, оплетенной драконом, предшественником Змея. Но с проблесками рассвета нестройный вихрь мыслей отступил. Желтый Глаз мутным свечением отделил кровь от воды, дал верные названия предметам. И в обезоруживающих лучах утра ярче проступали ошметки кошмаров, изрубленные в сетях.

Не хватало Ли, ушедшего на другую сторону квартала, не хватало поддержки, да еще снедала тревога: как он там после увиденного? Хотя кошмары к нему являлись только собственные и ничьи больше. Зато молчаливый Джоэл порой впитывал образы очередной долгой ночи. Он никогда не стенал и не плакал, не показывал открыто отвращения, но немо кричало его сознание, выкидывая в Ловцы Снов осколки чужой боли жителей Вермело, чужого непознанного разума. В эту ночь он приблизился к неразгаданной тайне пекарни на Королевской Улице, но снова не ухватил ни единого ответа. Впрочем, желание встретиться с Джолин никуда не делось, а наоборот укрепилось.

— Поспать даже не попытаешься? — неприветливо сказал Ли, когда они встретились на складе, где сдавали свернутые Ловцы Снов на хранение и починку. Грэм и Бим немедленно принимались за работу. Джоэл видел, как Бим за стойкой регистратора внимательно ощупывает сети в поисках разрывов и спутанных нитей. Длинные узловатые пальцы скользили вдоль веревок и каркаса. Из этого Ловца Снов мусорщики забрали останки кошмара Королевской Улицы.

— Кровь. Ничего больше, — торжественно констатировал Бим.