Граф Монте-Веро
Шрифт:
– Вы сами не хотите об этом говорить, потому что сами все отлично знаете!
– Полно, это меня не касается, я хочу иметь в ней только помощницу!
– Для вас главное – деньги, признаюсь, для меня тоже! Маргарита так прекрасна, что посредством ее я могу нажить себе состояние. Надеюсь, вы поняли меня милая Робер?
– И к тому же будете иметь даровую квартиру!
– Ну, уж об этом я похлопочу!
– Выгодное это дело, милая Фукс! Мне только жаль, что я напрасно шла к вам, я и понятия не имела, что вы хотите сделать это невзрачное дитя золотым рудником! – язвительно произнесла Паучиха и повернулась
Госпожа Фукс улыбнулась, в ее широком лице с толстыми губами в эту минуту было что-то хищное.
– Десять талеров? Не теряйте слов! Все останется по-старому!
– Вы думали, больше? А что, если эта девушка пропадет у вас и вы за нее ничего не получите? Что вы тогда скажете?
– Тогда я непременно найду ее!
– Где же она теперь?
– Тут, в доме!
Глаза Паучихи заблестели, она раскрыла свой старый пестрый мешок, висевший у нее на руке, и вынула из него сверток, вероятно, с деньгами.
– Вот берите пятнадцать талеров, и пусть она идет со мной!
Госпожа Фукс поняла, что старуха во что бы то ни стало хотела приобрести Маргариту.
– Прибавьте к этим пятнадцати еще пятьдесят талеров, тогда вы ее получите!
Паучиха едва не обомлела.
– Это, значит, шестьдесят пять талеров? Откуда же мне взять такую громадную сумму? О милая Фукс, это безбожно с вашей стороны!
– Решайтесь скорее, я не могу вам обещать, что завтра цена будет такой же, как сегодня!
– Шестьдесят пять талеров! Это ужасно! Уступите хоть эти пять!
– Я сказала.
– Это нечестно, Фукс! – захныкала Паучиха, отсчитывая требуемую сумму и трижды переворачивая каждый талер.
– А вы сделали выгодное дело, госпожа Робер!
Паучиха пожала плечами и с сожалением посмотрела на деньги.
– Уберите их скорей с моих глаз! Где же девушка? Я хочу сейчас же взять ее с собой, подумать только – шестьдесят пять талеров!
Госпожа Фукс убрала деньги и позвала Маргариту.
– Теперь ты оставляешь мой дом и будешь жить у госпожи Робер; смотри же, будь ей верна и послушна, – сказала она удивленной девушке. – Госпожа Робер будет о тебе заботиться!
Бедная девушка опасливо посмотрела на не вызывавшую симпатии старуху, что-то похожее на страх шевельнулось в ее груди, но она безропотно покорилась своей участи.
Госпожа Робер, между тем, внимательно оглядела свою покупку и решила, что она совершила выгодную сделку.
Она пожалела, что раньше не догадалась взять Маргариту к себе в дом, – тогда она досталась бы ей дешевле; теперь же знатный господин указал ей на этот бесподобный «дикий цветок».
Маргарита и не подозревала о сделке, походившей на торг белыми невольниками, – она думала, что поступает в услужение к этой маленькой старушке и была рада избавиться от тетки Фукс, жестокое обращение которой часто доводило ее до слез.
И все же ей стало грустно, что она должна покинуть этот бедный дом, некому теперь будет заботиться о детях, и не посидит она больше в поле на своем заветном местечке. Подойдя к госпоже Фукс, Маргарита поблагодарила ее за попечение в продолжение стольких лет.
– Хорошо, хорошо, дитя мое, я охотно делаю добро, – с достоинством отвечала госпожа
Фукс и пожала девушке руку. – Ты всецело принадлежишь теперь госпоже Робер, которая в состоянии сделать для тебя больше моего!«Потраченные деньги еще принесут мне проценты!» – сказала про себя Паучиха и прибавила вслух:
– Пойдем, дитя мое, со мной!
При этом своими костлявыми пальцами она так крепко сжала тонкую ручку Маргариты, словно боялась, что добыча ускользнет от нее.
– Потрудитесь объявить, что Маргарита больше у вас не живет, милая Фукс!
– Я сделаю все, как полагается; ваша племянница переходит теперь в ваши руки, для вас будет благодеянием иметь при себе родственницу!
«Племянница, родственница?» – подумала Маргарита и широко раскрыла глаза.
– Да-да, милое дитя, ты приходишься мне родственницей, – подтвердила Паучиха. – Я тебе при случае объясню, как обнаружилось наше родство!
Маргарита хотела сказать, что она счастлива, что нашелся человек, который признает ее своей, который, быть может, полюбит ее, но, взглянув в хитрое лицо Паучихи, осеклась. Она чувствовала, как крепко старуха держит ее за руку, обнаруживая такую силу, какой в ней нельзя было и подозревать.
Маргарита простилась с госпожой Фукс, которая проводила их до дороги.
– Помоги мне, дитя мое, – ласково сказала старуха. – Мне тяжело, а эта одышка – моя смерть!
Паучиха закашлялась и велела мнимой племяннице нести большой красный дождевой зонт и вести себя.
Так они дошли до Мельничной улицы и затем свернули в сторону, на Кладбищенскую улицу, которая вела на громадное городское кладбище. Серые ветхие дома здесь населял большею частью рабочий люд. Дома были одноэтажные, с подвалом, в который вела маленькая грязная дверь, из низких окон по всей замусоренной улице распространялся чад. Паучиха, шедшая с Маргаритой, уже не первой своей жертвой, держалась ближе к домам, чтобы не обращать на себя внимание. Наконец, она остановилась у одного из последних домов и велела девушке отворить обитую мешковиной дверь, которая вела на крутую, узкую лестницу.
– Скорей, скорей! Ты чего с таким удивлением оглядываешься? Иди вперед! – шептала старуха, слегка подталкивая девушку сзади, и, кряхтя, последовала за ней.
Дойдя до самого верха, старуха до того утомилась, что с трудом дышала, дрожащей рукой вынула она из мешка ключ и подошла к низкой, но крепкой двери.
Маргарита не знала, что ее ожидает, и боязливо следила за движениями Паучихи, но ей хотелось надеяться на лучшее.
Бедная девушка и не подозревала о той пропасти, которая уже зияла перед ней, готовая поглотить эту прекрасную и невинную жертву.
Старуха отворила дверь, и они оказались в комнате. Комната, куда они вошли, была небольшой, но, по сравнению с квартирой госпожи Фукс, казалась роскошной. У одной стены стоял обитый пестрой материей диван, у другой – высокая кровать. В простенке между окнами с занавесками помещалось зеркало в золоченой раме, которое, вероятно, перешло к ростовщице из будуара какой-нибудь метрессы; под ним была этажерка с красивыми безделушками, а перед диваном стоял стол, покрытый вязаной скатертью, на котором были спичечница и пепельница. Изящный умывальник и вешалка, тоже, вероятно, кем-то заложенные, довершали убранство.