Граф Рысев – 7

– Так ведь это да, хозяин приехал, да ещё и с женой и друзьями, – Семёныч сунул руку под шапку и почесал макушку. – Только Евгений Фёдорович своих егерей привёз, и охраной они сейчас распоряжаются. Так что не могу я ворота открыть, пока дозволение на то не получу от старшего. Такие дела, да.

– Семёныч, не доводи меня, – Петухов почувствовал, как к лицу приливает кровь. – Иди и доложи старшему, или младшему, мне без разницы. И открывай уже ворота!

– Что происходит? – к воротам неслышно скользнула высокая, гибкая фигура. Молодой мужчина, не больше двадцати пяти лет на вид, появился так неожиданно, словно с помощью свитка телепортировался.

– Вот, Василий Кузьмич, – Семёныч указал на Петухова. – Ярослав Андреевич в гости к его сиятельству заглянул. Может, впустим уже, а? Всё-таки представитель дворянского собрания. Вот был бы Санька-кривой, тогда, да, тогда его бы только пинком отсюда благословить можно было.

– Я уточню у его сиятельства, – и этот Василий окинул Петухова цепким взглядом и отошёл в сторону, доставая на ходу мобилет.

– Это кто? – почему-то шёпотом спросил Петухов у подошедшего поближе к воротам Семёныча. Для того чтобы старый сторож его расслышал, ему пришлось нагнуться к шее лошади. Однако спешиваться он всё ещё не спешил.

– Это тот самый старший, отвечающий за охрану. – Также шёпотом ответил ему Семёныч. – Василий Кузьмич ПроРысев.

– И что, у всех ПроРысевых есть мобилеты? – Петухов с недоверием смотрел, как егерь с серьёзным видом слушает, что ему говорит невидимый собеседник.

– Откуда мне знать, у всех они есть, или только у избранных? – Семёныч пожал плечами. – Вроде бы у всех старших обязан быть, чтобы всегда на связи оставаться с графом, или теми, кто от имени графа говорит. Глебушке нашему Старостину, после того, как он клятву принёс, его сиятельство лично такую игрушку вручил.

– И какой вывод можно из этого сделать? – задумчиво произнёс Петухов.

– Какой же? – Семёныч с любопытством смотрел на него.

– Новый хозяин «Медовой долины», богатый человек, раз может себе позволить своих слуг обеспечить мобилетами. Машина на самом деле ни о чём не говорит. Может, на неё всем кланом деньги собирали. А вот мобилеты у слуг – это совсем другое дело. Вот только ты сказал, этот молодой человек – егерь? – и он указал на ПроРысева.

– Егерь, точно. Все четверо сопровождающих – егеря. Его сиятельство даже горничную для жены и своей гостьи не взял, а вот егерей в машины загрузил. Ну, тут могут, конечно, причины особые быть. Из-за нападений Евгений Фёдорович может за свою жизнь и жизнь своей супруги опасаться. Он же художник, человек тонко чувствующий. – сторож еле заметно ухмыльнулся.

– Художник, говоришь, – Петухов выпрямился. – А скажи-ка мне, Семёныч, в какой такой художественной Академии учат в видах защиты, что периметр защищает, разбираться? Егери, опять же. Когда это у нас верные слуги клана егерями становились?

– Так, вроде бы из Сибири граф. А у них там неспокойно, – Семёныч снова почесал макушку, сдвинув шапку. – Волей-неволей научишься в защитах разбираться. Поди те, кто не умел, и какую попало на свои поместья навешивал, давно на корм тварям пошли.

– И то верно, – Петухов поморщился. Он-то думал, что хозяин из столицы.

С другой стороны, Семёныч, старый хрен, даже титула нового владельца поместья не назвал. Да и говорил обтекаемо, половину самому додумывать пришлось. Он ведь даже не знает, молод Рысев, или уже в возрасте. Кто его друзья, какая жена. И от сторожа он такую информацию вряд ли получит. Слишком уж Семёныч хитрый, вроде и не таится, а ничего конкретного никогда не говорит. Хорошо ещё про защиту сказал. Но тут, похоже, пожалел его просто. Защиту-то они все одинаковую ставили, а теперь вот менять придётся, опять затраты непредвиденные.

Молодой егерь тем временем закончил разговаривать и подошёл к Семёнычу.

– Можешь открывать, его сиятельство, Евгений Фёдорович, разрешил впустить господина Петухова, – сказал ПрорРысев, а сам господин Петухов удивлённо на него посмотрел. Потому что имени своего он не называл. Но тут же пришло понимание, скорее всего, Рысев навёл справки перед приездом сюда, кто является предводителем дворянства.

Ворота, наконец-то, открылись, и Петухов въехал на территорию под пристальным взглядом ПроРысева.

Возле крыльца он спешился и бросил поводья подбежавшему мальчишке-конюху. Дверь открылась сразу же. Её открыл Глеб, которого Рысев назначил дворецким, пока что временно, чтобы посмотреть, как тот будет справляться.

В холле Петухова встречал молодой человек, одетый в элегантный костюм. Как только Старостин принял у Петухова верхнюю одежду, этот молодой человек шагнул к нему навстречу и протянул руку.

– Граф Рысев, Евгений Фёдорович, – представился он. – Вы знаете, я так рад, что вы нанесли нам визит. Сейчас как раз обед, составьте нам компанию, сделайте одолжение. Я просто жажду услышать про дворянское собрание. У нас в Сибири такого нет. Если, конечно, князя Тигрова не считать предводителем нашего дворянства.

– У вас условия другие, более суровые, – Петухов никак не мог поверить, что этот молодой человек – Сибирский граф. Почему-то он представлял их совсем по-другому.

– Это верно: иной раз даже на вечер к соседу невозможно проехать, чтобы в прорыв не угодить. Вот поэтому я всегда выезжаю только с отрядом егерей. Правда, сейчас не получилось взять отряд. В столице у меня только одна машина. Но двоих моих парней согласился подвезти граф Мамбов, который решил отдохнуть от городской суеты здесь вместе со мной. – Рысев указал на распахнутую дверь столовой. – Прошу, все ждут только нас.

***

Поместье было большое, ухоженное и при не слишком больших затратах могло приносить приличную прибыль. То есть самоокупаемость у него была стопроцентной. К самому поместью прилагался довольно обширный земельный надел. Поля были засеяны цветочными культурами, и уставлены ульями. Был даже небольшой заводик по производству различных сладостей из мёда, да и простая их фасовка по банкам. Отсюда и название поместья.

Я даже связался с Михалычем, и он уверил меня, что свой мёд – это очень хорошо и можно сильно разнообразить меню доставки. Это, кроме того, что продукция заводика приносила приличный доход. Работники пасек в это время года жили в поместье, где для слуг был выстроен отдельный, весьма просторный дом с множеством комнат. Как ёмко назвала одна из моих муз этот дом – «общага». Так что они тоже принесли клятвы и пошли дальше отдыхать. Зимой ульи убирали в специальное помещение на заводе, и они по очереди ходили туда, покармливать пчёл. На этом их работа пока заканчивалась.

– Скорее всего, я не буду продавать это поместье, – задумчиво проговорив, я отпустил старого мастера, настоящего пчелиного пастуха.

– Стой, – дорогу старику перегородил Мамбов. – На полях, где пасеки, тварь шалила? Убивала кого-нибудь?

– Нет, ваше сиятельство, – мастер отрицательно покачал головой. – Но на наши пасеки вообще редко даже зверь какой забредает. Про людей я вообще молчу. Вот и тварь улья стороной обходит. Пчёлки у нас дюже злые, – он улыбнулся, вспомнив своих питомцев. – А уже когда роиться начинают, то даже я без защиты к ним не подхожу. Зато такой мёд дают, м-м-м, – он закатил глаза. – Вы обязательно должны попробовать.