Граф Соколов — гений сыска

Публика была изумлена до последней степени. Поначалу все решили, что фигура возле трубы — сам материализовавшийся Наполеон, а сажа — естественный продукт геенны огненной, в которой по всем нравственным законам должен находиться убийца-маршал. Но разглядев, что это всего лишь слуга Шварца, которого оставили за дверями и который непонятным образом попал в комнату, изумление сменилось всеобщим яростным гневом. Дама в тюрбане вскочила со своего места и с криком:

— Жулье проклятое! — стала громадным ридикюлем долбить голову слуге.

Медиум стоял как громом пораженный. Все случившееся было для него столь неожиданным, что он никак не мог прийти в себя.

Наконец, поняв, что рука возмездия достала его, он метнулся к открытому окну, рванул в сторону шторы и сиганул вниз. И почти сразу с улицы послышались крики: “Стой!”, “Стрелять буду!” Но все это заглушил истошный вопль самого медиума:

— Ай, ногу сломал! Больно, помогите!

Соколов подошел к окну. Гости тоже вплотную пододвинулись к подоконнику. На земле, беспомощно распластавшись, лежал медиум. Рядом стояли Вейнгарт и двое полицейских. Их Соколов предусмотрительно пригласил к месту драмы или, если хотите, комедии.

— Что с тобой, Блиндер? — весело крикнул по-русски Соколов, — Небось опять какую-нибудь штуку выкинуть хочешь? Идти можешь? Ничего, тебе помогут. — И опять перешел на немецкий: — Пожалуйста, внесите этого типа в дом. Я же пока на сообщника наручники надену.

Чистосердечное признание

Блиндера втащили в комнатушку возле кухни, что на первом этаже. Его положили в кресло, и он постоянно стонал и корчил рожи:

— Ах, мне так больно!

Слугу отправили в комиссариат, а Соколов стал допрашивать медиума.

Соколов: Меня интересует колье, которое ты похитил у актрисы в Москве.

Блиндер: Я не знаю, о чем вы интересуетесь.

Соколов: Не валяй дурака. Я из тебя вытрясу душу, но получу то, что ты украл во время сеанса на Садовой-Черногрязской. То колье — подарок великого князя. Отдай чужое добро!

Блиндер: Что вы мне говорите, даже жалко слушать! Я ничего не брал. Не суетитесь ко мне.

Соколов: Не думаешь ли ты, Блиндер, что сыщик Соколов из Москвы сюда на прогулку по Старому городу приехал. Не испытывай мое терпение!

Блиндер (после паузы): Так вы... это Соколов. Тот самый?

Соколов (весело): Ты, Георгий Александрович, догадливый. Ну, рассказывай на немецком языке, а господин Вейнгарт сделает нам услугу, запишет твои показания. И мы обойдемся без международного скандала. Ты ведь не хочешь международного скандала? А то тобой, любезный одессит, могут заинтересоваться и в других просвещенных государствах, а не только в России.

Блиндер: Я отдам вам, господин Соколов, эту... эти цацки, скажу, как родному папаше, всю правду, и вы меня отпустите?

Соколов: Нет, но обещаю, что судить тебя будут только за колье. Остальное я копать не буду. И никто копать не будет. Обещаю за твоего будущего следователя. Когда ты начал свои художества?

Блиндер: Я вам выскажу, что прочитал когда-то об американце Гудини. И мне стало завидно. Мне захотелось так же. От цепей освобождаться я не мог. Но духов... Почему не вызвать, если публика этого так требует, что отказать ей трудно. В Москве мальчик открывал дверь за обивкой и проползал, как какой-нибудь уж, между полом и драпировкой. Ну и отвечал в трубу.

Соколов: Откуда он знал разные тонкости, этот мальчик? И почему мальчик, если это девочка — Изольда?

Блиндер: Пусть ваша личность знает, что это был Ванька Сорокин.

Соколов: Этот вундеркинд? Сначала гимназист-отличник, а потом известный вор-карманник?

Блиндер: Таки это я вывел его в люди. А чтобы каким-то неприятным случаем его не опознали, надел на него парик, и по чужому виду он жительствовал. До начала сеанса он обычно терся среди гостей и запоминал разговоры. А память у Ваньки такая, что в цирке показывать его можно. Я его бы сюда взял, мне здесь нравится, хотя Одесса лучше. Но там полиция имеет до меня большой интерес.

Соколов: И что же Ваньку не взял в Дрезден?

Блиндер: А он по-немецки не знает, а мне сеансы нужны. Туточнего нашел, но послабее Ваньки будет и по карманам “щипать” не может.

Соколов: А как же полеты над Казбеком?

Блиндер (перестает стонать и даже улыбается): Я вам выскажу, что газетчики любят насчет лапши им на уши повесить. Особенно, если дать немного гелда.

Соколов: Так где, Георгий Александрович, колье?

Блиндер: Может, даже вы, господин Соколов, никогда не нашли бы. Возле крыльца электрический фонарь. Эти цацки в нем, возле лампы в желобок положены. Я не успел их продать. Берите, раз вам так это нужно. У меня сломана нога. Я хочу врачебной помощи. А цацки — дело наживное!

Эпилог

Колье и впрямь лежало в одном из двух больших бра, что возле входных дверей. Оно было завернуто в клеенку и протиснуто в фарфоровый стаканчик. Признаемся, что место необычное и найти колье там было бы делом не совсем простым.

Блиндер был помещен для оказания первичной помощи в местную тюремную больницу. Затем его должны были этапировать в Москву, где по месту преступления его ожидали следствие и суд.

В тюремной больнице умный врач с золотым пенсне на носу поставил диагноз:

— Перелом шейки бедра!

Блиндер громким стоном демонстрировал правильность врачебного заключения. Однако уже через день пациент опроверг диагноз, исчезнув без стонов и неведомыми путями из лечебного учреждения. Для Соколова он оставил лаконичную записку с добрым пожеланием: “Зай гезунд!”

Прокурор назначил следствие, которое ни виновных, ни способа побега не раскрыло. Отметим справедливости ради: следствие дотошностью не отличалось. Впрочем, поговаривали, что к побегу каким-то боком был причастен сам блюститель законов — прокурор. А почему бы не уважить просьбу любимой супруги!

Но больше всех о медиуме скорбели достопочтенные дамы, любительницы спиритических сеансов. Более того: общим стало мнение, что несчастный узник напряг свои таланты и ушел сквозь стены, как это умел делать Гудини. Бывший одессит исчез навсегда, следы его более нигде не обнаруживаются.

Пострадал лишь слуга Иохим: он получил три месяца тюремного заключения. Поклонницы Шварца носили бедному мальчику передачи: красное вино и апельсины.

Что касается самого Гудини, то он по какой-то причине ужасно невзлюбил спиритов. Везде, где они ему попадались (а в те времена такого рода шарлатанство стало явлением распространенным), Гудини разоблачал вызывателей духов со всей беспощадностью. Даже российские большевики, из всех чудес любившие лишь одно — Великую Октябрьскую революцию, отдали дань восхищения Гудини. В 1927 году тиражом пять тысяч экземпляров в московско-ленинградском издательстве “Книгопечать” они выпустили в свет любопытную книжечку с описанием чудес американского еврея, которая называлась “Гарри Гудини разоблачитель спиритов ”. Сам же герой умер после одного из сеансов в 1926 году. В могилу он унес великую тайну своих подвигов.