Графиня Де Шарни

– Ваше величество, вот и я! Я привел с собой семьдесят гусаров, они ожидают у городских ворот; полагаю, что на них можно рассчитывать. Какие будут приказания?

– Скажите прежде, что с вами случилось, дорогой Оливье! – молвила королева по-немецки.

Шарни указал на г-на де Мальдена, давая понять, что тот понимает немецкую речь.

– Увы, увы! – обронила королева по-французски. – Не видя вас рядом, мы решили, что вы погибли!

– К несчастью, ваше величество, – с невыразимой печалью в голосе отвечал Шарни, – погиб снова не я: теперь пришла очередь умереть бедному Изидору…

Он не сдержался и всхлипнул.

– Впрочем, – прошептал он, – наступит и мой черед…

– Шарни, Шарни! Я спросила, что с вами случилось и почему вы исчезли? – заметила королева.

Потом она прибавила вполголоса no-немецки:

– Оливье, вы нас чрезвычайно напугали, в особенности – меня.

Шарни отвесил поклон.

– Я полагал, что мой брат сообщил вашему величеству, почему мне пришлось на время отстать.

– Да, знаю; вы преследовали этого человека, этого негодяя Друэ, мы даже подумали было, не случилось ли с вами во время погони несчастья.

– Со мной в самом деле случилось огромное несчастье; несмотря на все мои усилия, я не успел вовремя его догнать! Возвращавшийся форейтор сказал ему, что карета вашего величества поехала не по Верденской дороге, как предполагал Друэ, а по дороге на Варенн; тогда он бросился в Аргонский лес; я дважды выстрелил в него из пистолетов: они оказались незаряженными! Я сел не на того коня в Сент-Менегу, вместо своего я взял коня маркиза Дандуэна. Что поделаешь, ваше величество: это рок! Тем не менее я все-таки поскакал за ним, но я плохо знал этот лес, он же знал в нем каждую тропинку; да и темнота сгущалась с каждой минутой; пока я его видел, я гнался за ним, как гонятся за тенью; пока я слышал конский топот, я преследовал его по звуку; однако вскоре топот пропал вдалеке, и я оказался совсем один в незнакомом лесу, затерявшись в потемках… О, ваше величество! Я – не из слабых, как вам известно: даже в эту минуту.., я не плачу! Но тогда, в лесной чаще, в темноте, я заплакал от злости, я взревел от бешенства!

Королева протянула ему руку. Шарни с поклоном коснулся губами ее дрожащей руки.

– Но никто мне не ответил, – продолжал Шарни, – я блуждал всю ночь, а на рассвете очутился недалеко от деревни Жев, расположенной вдоль дороги, ведущей из Варенна в Дюн… Удалось ли вам ускользнуть от Друэ, как он ускользнул от меня? Это было вполне вероятно; это означало бы, что вы миновали Варенн, и я был не нужен. Задержали ли вас в Варение? В этом случае моя преданность так же не имела смысла, потому что я был один. Я решил ехать в Дюн. Немного не доезжая до города, я встретил господина Делона с сотней гусаров. Господин Делон был обеспокоен, но он ничего не знал; он только видел, как шевалье де Буйе и господин де Режкур во весь опор проскакали в сторону Стене. Почему они ничего ему не сказали? Вероятно, они ему не доверяли; однако я хорошо знал господина Делона; я догадался, что вы, ваше величество, задержаны в Варение, что шевалье де Буйе и господин де Режкур покинули свой пост, чтобы предупредить генерала. Я все рассказал господину Делону, приказал ему следовать за мной вместе с гусарами, что он и исполнил, оставив тридцать человек для охраны моста через Мез. Час спустя мы были в Варенне, – мы проехали четыре мили всего за час! – я хотел немедленно броситься в атаку, опрокинуть неприятеля, чтобы пробиться к королю и вашему величеству: мы натыкались на баррикаду за баррикадой; пытаться их преодолеть было бы чистым безумием. Тогда я попробовал вступить в переговоры: передо мной предстал пост национальной гвардии, я спросил позволения отвести моих гусаров к тем, что стояли в городе; мне было отказано; я спросил, можно ли мне увидеться с королем, дабы получить от него приказания, и так как мне собирались ответить отказом точно так же, как отказали в первой просьбе, я пришпорил коня, перескочил через первую баррикаду, потом – через вторую… Я поскакал галопом на шум и прибыл на площадь как раз в ту минуту, как.., вы, ваше величество, отступая, удалились с балкона. Теперь, – закончил Шарни, – я жду приказаний вашего величества.

Королева сжала руки Шарни в своих руках. Потом она обернулась к королю, по-прежнему находившемуся в оцепенении.

– Государь! – проговорила королева. – Вы слышали, о чем рассказал ваш верный слуга граф де Шарни? Король не отвечал. Тогда королева встала и подошла к нему.

– Государь! – молвила она. – У нас нет времени, а мы, к несчастью, и так слишком много его потеряли! Вот граф де Шарни, у него в распоряжении есть семьдесят надежных людей, как он утверждает; он ждет ваших приказаний.

Король покачал головой.

– Государь, небом вас заклинаю! – продолжала настаивать королева. – Каковы вашу приказания?

Шарни умолял короля взглядом, пока королева молила вслух.

– Мои приказания? – переспросил король. – Мне нечего приказывать: я – пленник… Делайте, что считаете возможным.

– Ну что ж, – подхватила королева, – это все, чего мы от вас просим.

Она потянула Шарни в сторону.

– Вы вольны в своих действиях, – продолжала она, – поступайте так, как сказал король, то есть делайте, что считаете возможным.

Потом она прибавила шепотом:

– Но делайте это быстро и действуйте энергично, иначе мы пропали!

– Хорошо, ваше величество, – кивнул Шарни, – позвольте мне переговорить с этими господами, и то, что мы решим, будет немедленно сделано.

В это мгновение вошел герцог де Шуазель.

Он держал в руке какие-то бумаги, завернутые в окровавленный платок.

Ни слова не говоря, он подал сверток Шарни.

Граф понял, что это были бумаги, обнаруженные у его брата; он протянул руку, принимая наследство, поднес сверток к губам и поцеловал.

Королева не сдержалась и зарыдала.

Но Шарни даже не оглянулся и, спрятав бумаги на груди, молвил:

– Господа! Не угодно ли вам будет помочь мне в предпринимаемой мною последней попытке?

– Мы готовы пожертвовать ради этого своей жизнью, – отвечали те.

– Можете ли вы положиться на дюжину верных людей?

– Нас осталось девять человек.

– В таком случае я возвращаюсь к гусарам; я буду атаковать баррикады с фронта, вы же отвлеките неприятеля с тылу; благодаря этому отвлекающему маневру я захвачу баррикады силой, и, соединившись, мы вместе пробьемся сюда и увезем короля.

Вместо ответа молодые люди протянули графу де Шарни руки.

Тот обернулся к королеве.

– Ваше величество! Через час вы будете свободны или я умру.

– Граф! Граф! Не говорите этого слова, его слишком больно слышать!

Оливье в ответ поклонился, будто подтверждая свое обещание, и, не обращая внимания на шум и ропот, снова донесшиеся с улицы, он пошел к двери.

Но в ту самую минуту, как он взялся за ключ, дверь распахнулась, пропуская новое действующее лицо, явившееся словно для того, чтобы еще больше запутать и без того непростую историю.

Это был сорокадвухлетний человек с мрачным и строгим выражением лица; воротник его рубашки был расстегнут, сюртук распахнут; красные от усталости глаза и пропыленная одежда свидетельствовали о том, что он, подгоняемый какой-то страстью, тоже проделал неблизкий путь.

Он был вооружен парой пистолетов и саблей.

Запыхавшись и почти не имея сил говорить в тот момент, как он распахнул дверь, он успокоился только тогда, когда узнал короля и королеву; мстительная ухмылка пробежала по его губам, и, не обращая внимания на второстепенных персонажей, находившихся в глубине комнаты, он прямо от двери, загородив ее своей мощной фигурой, протянул руку со словами:

– Именем Национального собрания объявляю вас своими пленниками!

Герцог де Шуазель бросился вперед с пистолетом в руке, собираясь застрелить вновь прибывшего, который превосходил наглостью и решимостью всех, кто до сих пор приходил в эту комнату.

Однако королева успела остановить герцога, обратившись к нему вполголоса:

– Не надо ускорять нашу гибель! Будем осмотрительны! Так мы выиграем время, ведь маркиз де Буйе уже, должно быть, недалеко.

– Да, вы правы, ваше величество, – согласился герцог де Шуазель.