Графиня Де Шарни

Может быть, нам суждено увидеть, как исполнятся его предсказания по поводу незаметного корсиканца из Аяччо.

А пока наступал последний час существования Национального собрания; этот час приближался медленно, но верно, так же медленно, как тянется время для стариков, жизнь которых мало-помалу затухает.

После того как Национальное собрание вотировало три тысячи законов, оно наконец приступило к пересмотру Конституции.

Эта Конституция оказалась железной клеткой, куда, не желая того и почти не ведая, что творит. Национальное собрание заключило короля.

Оно позолотило прутья клетки, но ведь позолота не могла скрасить неволи.

В самом деле, король лишился власти; он превратился в колесо, подчинявшееся чужой воле, вместо того чтобы стать сообщающим движение машинистом. Вся сила Людовика XVI заключалась теперь в его праве вето, в течение трех последних лет приостанавливавшем исполнение принятых декретов, если эти декреты не удовлетворяли короля; тогда колесо переставало вращаться и из-за этого останавливалась вся машина.

За исключением этой силы инерции королевство Генриха IV и Людовика XIV, бывшее необычайно мощным при жизни этих двух величайших монархов, было теперь не более чем видимостью.

Английские эмигранты писали королю:

«Умрите, если это необходимо, но не унижайте себя присягой!»

Леопольд и Барнав говорили:

– Непременно принесите клятву: держитесь изо всех сил!

Наконец король решил этот вопрос следующим образом:

– Я заявляю, что не считаю Конституцию достаточно действенной и способной объединить страну; однако раз мнения на, сей счет расходятся, я согласен, что надо это испытать: это единственное, что может нас рассудить.

Осталось решить, где королю будет предложено принять Конституцию: в Тюильри или в Собрании?

Король вышел из затруднения, объявив, что принесет клятву Конституции там, где она была вотирована.

Король назначил церемонию на 13 сентября.

Национальное собрание приняло это сообщение дружными аплодисментами.

Король придет я Собрание!

В порыве воодушевления Лафайет встал и потребовал амнистии для всех, обвинявшихся в содействии бегству короля.

Собрание единодушно проголосовало за амнистию.

Туча, нависшая было над головами Шарни и Андре, рассеялась.

Депутация из шестидесяти членов Собрания была направлена к королю, дабы поблагодарить его за письмо.

Хранитель печати вскочил и побежал предупредить короля о депутации.

В то же утро был принят декрет, упразднявший орден Святого Духа и разрешавший королю в виде исключения носить этот орден, символ высшей аристократии.

Король принял депутацию с единственным орденом Св. Людовика в петлице; заметив, как удивились депутаты, не видя на его груди голубой орденской ленты, он проговорил:

– Господа! Нынче утром вы упразднили орден Святого Духа, сделав исключение для меня одного; но орден, каков бы он ни был, имеет для меня лишь ту ценность, что его можно передать; вот почему, начиная с сегодняшнего дня, я считаю, что для меня он упразднен наравне с другими.

Королева, дофин и наследная принцесса стояли недалеко от двери; королева была бледна, она крепко стиснула зубы и дрожала всем телом; наследная принцесса была взволнована, она негодовала в душе и держалась высокомерно, переживая прошлые, настоящие и будущие унижения; дофин был беззаботен, как всякий ребенок: он казался единственным живым существом среди этих застывших, словно мраморные изваяния, фигур.

Несколькими днями раньше король сказал г-ну де Монморену:

– Я знаю, что погиб… Все, что будет отныне сделано в пользу королевской власти, пусть делается ради моего сына.

Внешне ответ Людовика XVI на обращение депутатов выглядел вполне искренно.

Как только он договорил, он обернулся к королеве и наследникам:

– Вот моя супруга и мои дети, – молвил он, – они разделяют мои чувства.

Да, супруга и дети разделяли его чувства: когда депутация, сопровождаемая беспокойным взглядом короля и ненавидящим взглядом королевы, удалилась, супруги сошлись и Мария-Антуанетта, положив белую и холодную, словно мрамор, руку на рукав короля, покачала головой и сказала:

– Эти люди не хотят более государя. Они разрушают монархию камень за камнем и из них складывают для нас гробницу!

Бедная женщина! Она заблуждалась: ей суждено было лежать в общей могиле в саване для бедняков.

Но в чем она не заблуждалась, так это в ежедневных посягательствах Собрания на прерогативы короля.

Господин де Малуэ председательствовал в Собрании; это был закоренелый роялист, однако и он счел своим долгом обсудить, стоя или сидя будут члены Собрания слушать клятву короля.

– Сидя! Сидя! – раздалось со всех сторон.

– А король? – уточнил г-н де Малуэ.

– Пусть говорит стоя и с обнаженной головой! – вы крикнул кто-то.

По рядам собравшихся пробежал ропот.

Этот голос прозвучал отчетливо и громко, словно глас народа, который говорит в одиночку, чтобы его было лучше слышно.

Председатель изменился в лице.

Кто произнес эти слова? Вырвались ли они у сидящего в зале или донеслись с трибуны?

Какое это имело значение?! В них была заложена такая мощь, что председатель вынужден был на них ответить.

– Господа! – промолвил он. – У нас, представителей нации, нет оснований для того, чтобы в присутствии короля не выразить своего уважения ему как главе государства. Если король принесет клятву стоя, я требую, чтобы Национальное собрание выслушало его в том же положении.

В ответ послышался тот же голос:

– Я хочу предложить поправку, которая примирит всех. Пусть господину де Малуэ, а также другим желающим будет позволено внимать королю преклонив колени; мы же примем предыдущее предложение.

Предложение было отклонено.

Король должен был принести клятву на следующий день. Зал был переполнен; трибуны ломились от зрителей В полдень доложили о прибытии короля.

Король говорил стоя; Собрание слушало его стоя; по окончании речи был подписан конституционный акт, и все заняли свои места.

Председательствующий – на сей раз это был Type – встал, собираясь выступить с ответной речью; после первых двух фраз, видя, что король не встает, он тоже сел.

Это вызвало рукоплескания на трибунах.