Графиня Де Шарни
Шрифт:
– Тише! Тише! Слушайте!
Руже продолжал с выражением возмущения:
Какие мятежи н смуты
Замыслила орда рабов?
Суля нам кандалы и путы,
Сонм королей к войне готов.
Французы! Подлостям, измене
Гнев противопоставим мы.
Вернуть нас в рабство – преступленье,
Мы не хотим
Сограждане!..
На сей раз Руже де Лилю не пришлось призывать на помощь хор; в едином порыве все грянули:
Наш батальон нас ждет!
Вперед! Вперед!
Пусть кровь нечистую на пашни враг прольет!
Он продолжал среди все возраставшего воодушевления:
Ужели чуждые законы
Наемники навяжут нам?
Французы! Стройтесь в батальоны
По селам и по городам.
Господь! Ужель былое иго
Нам будет спины снова гнуть?
Коварство, заговор, интригу
Сметем, торя к свободе путь.
Сто человек жадно ловили каждое слово и, прежде чем прозвучала последняя строка, закричали:
– Нет! Нет! Нет! – После чего дружно грянули:
Сограждане! Наш батальон нас ждет!
Вперед! Вперед!
Пусть кровь нечистую на пашни враг прольет!
Волнение слушателей дошло до предела, так что теперь Руже де Лиль был вынужден призвать их к тишине, чтобы пропеть четвертый куплет.
Его слушали в лихорадочном возбуждении.
Слова песни зазвучали угрожающе:
Назад, владыки и лакеи!
Вам не убить отчизну-мать!
За ваши низкие затеи
Она вас будет проклинать
Дрожите, слуги и тираны!
Мы все – солдаты, как один,
Нас не страшат ни смерть, ни раны,
За смерть отца мстить будет сын!
– Да! Да! – подхватили все.
Отцы вытолкнули вперед сыновей, которые уже умели ходить, а матери подняли у себя над головами грудных детей.
Тогда Руже де Лиль заметил, что в его песне недостает одного куплета: ответа детей, хора будущих потомков, тех, кто еще не родился; и пока гости повторяли угрожающий припев, он задумался, обхватив голову руками; потом, среди шума, ропота, криков одобрения прозвучал только что сочиненный им куплет:
Все доблести отцов и дедов
Достанутся в наследство нам
Свинца и пороха отведав
Разделим славу пополам
Пример героев даст нам силы,
И не колеблясь ни на миг,
Мы или ляжем в их могилы,
Иль отомстим врагу за них!
И сквозь придушенные рыдания матерей, воодушевленные крики отцов стало слышно, как чистые детские голоса запели хором:
Сограждане! Наш батальон нас ждет!
Вперед! Вперед!
Пусть кровь нечистую на пашни враг прольет!
– Все верно, – пробормотал кто-то из слушателей, но неужто нет прощения заблудшим?
– Погодите, погодите! – крикнул Руже де Лиль, – Вы сами увидите, что я не заслуживаю этого упрека.
Глубоко взволнованным голосом он пропел эту святую строфу, в которой – сама Франция: человечная, великая, щедрая, даже в гневе умеющая подняться на крыльях сострадания над собственным гневом:
Французы! Будьте благородны!
Удар наш на удар готов,
За то, чтоб были мы свободны,
Не нужно лишних жертв и бед!
Рукоплескания не дали допеть автору до конца.
– Да! Да! – послышалось со всех сторон. – Будем милосердны, простим наших заблудших братьев, наших братьев-рабов, наших братьев, которых подгоняют против нас хлыстом и штыком!
– Да, – подтвердил Руже де Лиль, – простим их и будем к ним милосердны!
Лить кровь – для деспотов услада
И заговоры затевать
Нет, от зверей не жди пощады –
Вмиг разорвут родную мать
Сограждане! Наш батальон нас ждет!
– Да! – дружно прокричали все. – Долой их!
Вперед! Вперед!
Пусть кровь нечистую на пашни враг прольет!
– А теперь – на колени! – крикнул Руже де Лиль. – Становитесь все, кто тут есть, на колени!
Собравшиеся повиновались.
Руже де Лиль остался стоять один; он поставил одну ногу на стул, словно на первую ступень лестницы, ведущей к храму Свободы, и, простерев к небу руки, пропел последний куплет, воззвание к гению Франции:
Священная любовь к народу,
Веди вперед и мощь нам дай!
С тобой, бесценная свобода,
Мы отстоим наш милый край
Победа к нам придет и слава