Графоманы

– Короче, да здравствует метрополитен, светлое подземелье человечества!
– смеясь подытожила Елена и подняла бокал шампанского.

Напоследок чокнулись и за это - кто остатками шампанского, а кто чаем и Доктор предложил хозяевам дать отдохнуть, и гости стали расходиться. Гоголь-Моголь, правда попытался доесть торт, но Доктор его чуть не силой уволок из-за стола. Анатолий, прощаясь, с грустью посмотрел на Елену и инженера, впрочем, после поправился, принялся благодарить и хотел еще что-то сказать, да так и не ришившись, ушел.

Балласт

На улице стояла черная мартовская ночь. Старый пожухлый снег еле рассеивал падающий из окон первых этажей угрюмого дома снег. Едва Толя Ермолаев двинулся вперед, как из темноты, навстречу выплыл человек.

– Здрасьте, - послышался знакомый голос.

– Разгледяев?!
– вскрикнул Толя.

– Да-с, Марк Васильевич, - развязанно представился бывший муж.

– Но, как же вы здесь?...

– Ай-яй-яй, как же я - и вдруг здесь, как же меня угораздило?
– передразнил Разгледяев.
– Да вот так-с, стою, променаж совершаю. Не желаете присоедениться?

– Вы пьяны?

– Да-с, допустил послабление, слегка пьян-с, но зато на свои.

Толя сделал попытку обойти философа, но тот цепко схватил за рукав.

– Куда же вы? Брезгуете, значит-с? Ну, конечно, где уж нам равняться в тонкости ощущений. Мы же кто? Плебеи мысли, схоласты,в нас нет горения души, с нами и говорить то не о чем. Да-с, мы любим систему и система-с нас любит-с.

– Вы пьяны.
– повторил Толя.

– Что вы заладили, ну, пьян, ну и что? Да постойте, подарите минутку, ученейший мой друг, меня тоже понять-с надо-с.

– Перестаньте кривляться, - не выдержал Толя.

– Это вы-с на мой рабский стиль намекаете, вроде как я специально кривляюсь? А я не специально-с, я только подчеркиваю свою низость, Разгледяев снял шапку и шутовски принялся раскланиваться. Отбив три поклона, продолжал взывать к совести Ермолаева: - С ненормальными умные разговоры ведете-с, а со мной двух слов сказать не желаете-с. Все вверх дном-с! Постойте-с, они же все с иженером - того, ведь мы-с с вами-с одни и есть интеллигентные люди. Что же вы со мной и знаться не хотите-с?

– Да зачем я вам?
– решил прояснить ситуацию Толя.

– Очень-с, очень-с зачем-с, вы же-с - посторонний человек, вы же-с нас с Еленой рассудить можете. Ведь она мне не верит, ему-с верит, вам верит, а мне - нет-с. Вы же одне среди них норальные-с, вот и объясните...

– Какой же теперь смысл?

– Вы имеете в виду развод-с? Это ничего-с, это даже для пользы-с, пусть она почувствует свободу. Я так ее не оставлю, ведь должна она понять куда попала.

– Как же я объясню?

– Ах, какие мы беспомщные-с! Ничего-с не можем, - Разгледяев обреченно похлопал себя по бокам.
– Да ведь изобретение к вам направленно, по нему же все ясно, что у него в голове!

– Рукопись я не читал, и вообще этим я не занимаюсь. Рецензию пишет Суровягин.

– Петр Семенович? Лично-с?
– удивился, впрочем не переставая еще кривляться, Разгледяев.

– Да. В понедельник будет публичное обсуждение на ученом совете.

– Не много ли чести для графомана?

– Почему вы решили, что он графоман?

– Чистой воды.
– Разгледяев переменился и перешел на шепот, - Посмотрите, как он живет, ходит, дышит. Все признаки налицо: работу бросил, изобретения нигде пристроить не в состоянии. А почему не в состоянии? Не нужны его изобретения никому.

– Мало ли кто чего пристроить не может, - возмутился Толя.

– Намекаете на мучеников и подвижников, якобы не признанных современниками? Эх, молодой человек, плохо вас учили в университете, вы с диалектикой не в ладах. Кто же это вас учил так плохо? Молчите, храбрый студент?

Марк Ваисльевич недождавшись реакции отеческим уже тоном растолковал:

– Если эпоха не нуждается в личности, следовательно и личность эта в данный исторический момент вовсе никакая не личность, а просто, сумасброд, кривляка, балласт общества, гра-фо-ман! Да, только так. Причем тут публичное обсуждение, а, впрочем, даже к лучшему. Отлично-с, вот и выяснится, кто есть мыльный пузырь...

– Извините, мне пора.

Толя снова попытался обойти Разгледяева.

– Конечно-с, я провожу-с. Видите-с, я как собачонка за вами, только что хвостиком не виляю, но ей-богу, был бы хвост - уж я бы все дорогу перед вами подмел-с.

– Оденьте шапку, простудитесь, - посоветовал Толя, но Разгледяев лишь поправил зачесанные назад волосы.

– Ну-с, обрадовали вы меня-с, то-то будет в понедельник! Тунеядцам бой!

– Зря вы... Ведь он с такой бедой.

– Не понял-с.

Толя попытался подобрать слова, но Разгледяев уже и сам догадался:

– Вы насчет лагерей-с намекаете-с? Ну, что же лагеря-с, да-с, были-с, были, жертвы-с, как бы невинные, только если поразмышлять, внимательно, конечно-с, постепенно, то получается совсем другое-с, у меня даже-с мыслишка закралась...

– Какая мыслишка?

– А так ли уж не виновны эти жертвы культа личности?

– То есть?
– Толя опешил.

– Елена тоже удивилась, когда я ей сформулировал. Да возьмите, хоть инженера. Сколько такой изобретатель вреда может принести! Целый научный институт, в ущерб фундаментальным исследованиям на благо отечества, вынужден копаться, извиняюсь в чепухе.

– Причем здесь изобретение? Мало ли кто в науке ошибается, что же из-за этого...

– Именно, дорогой мой ученейший друг, именно из-за этого.
– Разгледяев как будто окночательно протрезвел.
– Сегодня - в науке перекос, завтра в мировозрении, так не лучше ли избавиться от вредоносного влияния?

Здесь они подошли к остановке и Толя с тоской посмотрел вдаль - не идет ли спасительный тролеейбус.

– Ладно, придет ваш троллейбус, - как-то жестко сказал Разгледяев. Но скоро мы еще встретимся и мне кажется - мы еще с вами подружимся.

Когда подошел троллейбус, Разгледяев вопреки Толиному желанию, взял его под руку и помог подняться по скользким ступенькам. Потом выпрыгнул наружу и долго размахивал шапкой, словно провожал молодого человека в дальний нелегкий путь.

Домой Толя вернулся далеко заполночь. Тихо, стараясь не будить домашних, пробрался в свою комнату и мгновенно уснул.