Грамши

Трудясь в обществе взаимопомощи рабочих, корпя над всяческими статистическими данными и выкладками, посвященными условиям труда и быта туринских тружеников, Антонио частенько вспоминал вот эти привязчивые, назойливо всплывающие в памяти строки Трилуссы, римского народного поэта:

Согласно статистике нашей в истекшем году Ты курицу слопал одну запятая ноль целых. А коль ни одной не умял ты, себе на беду, Тебя все равно я в графу куроедоввведу, Поскольку сосед твой, по крайности, парочку съел их!

Нет, конечно же, мертвые цифры не могут выразить всей глубины бедствий народных, и едва ли нужно идти лишь путем кропотливого математического анализа — нужны какие-то иные действия и иные меры.

Но какие?

Быть может, самым эффективным средством является забастовка, широкое развитие стачечного движения? В эти годы Антонио был свидетелем двух крупных забастовок металлистов.

И если первая, которой руководили синдикалисты, прошла хаотично и закончилась поражением, то вторая, год спустя, прошедшая под руководством организаций, входивших в Конфедерацию труда, завершилась полной победой забастовщиков.

Так, может быть, путь к победе рабочего класса лежит через всеобщую стачку? Что же, и этот вопрос, пожалуй первоочередной в ряду иных животрепещущих вопросов, был предметом самых пламенных и самых ожесточенных дискуссий.

Антонио Грамши вспоминал впоследствии:

«Часто, когда мы — молодые студенты и рабочие — выходили группами с партийных собраний и шли по улицам уже погрузившегося в тишину города, последние ночные гуляки, останавливаясь, с изумлением глядели на нас, потому что, забывшись, еще полные страстного возбуждения, мы продолжали наши дискуссии, прерывая их взрывами неудержимого хохота, обнаруживая „кровожадные“ намерения, совершая экскурсы в царство несбыточных мечтаний».

А впрочем, быть может, и не столь уж несбыточных! Как знать?

Ведь пусть Антонио еще далеко не старожил Турина, у него было достаточно времени, чтобы убедиться в том, как живет простой туринский люд и большая ли доля пресловутой среднестатистической курицы приходится на каждого туринского мастерового.

Да, но, быть может, в других городах Италии трудовой народ живет иначе? Ну, хоть, например, в Риме, в Вечном городе? Бок о бок с резиденцией самого наместника святого Петра?

К великому сожалению, Антонио не довелось еще побывать в Риме. И волей-неволей ему приходится прибегнуть к литературным источникам. Он берет в университетской библиотеке книгу, принадлежащую перу известного исследователя Доменико Орано, книга эта вышла из печати совсем недавно.

«Наблюдая жалкое существование живущих вместе больных и здоровых, сифилитиков с туберкулезными, молодых со старыми, я понял загадочную трагедию народа, которому государство внушает законы морали и карает за нарушение их, но оставляет в то же время в невежестве и нищете…

…Когда 2 апреля 1908 года на площади Иисуса произошли беспорядки, одна консервативная газета вопрошала себя, какие причины вызвали этот ничем не объяснимый народный протест, не имеющий в свое оправдание ни одного мотива.

Я же в это время поражался тому, почему такие возмущения не повторяются еще чаще и почему чувство возмущения и дух восстания, подобно грозному потоку и раскаленной лаве, не опрокинет или не сожжет жандармское государство.

Народ, который трудится и страдает, часто не имеет постели для спанья, дома для охраны невинности собственных дочерей, воздуха для дыхания».

Ну, пускай Доменико Орано излагает свои наблюдения в несколько приподнятой манере, суть-то остается — дальше так существовать невозможно!

Дни идут за днями, все новые вспышки классовых битв возникают то тут, то там, в накаленной атмосфере предвоенного затишья, за розовым туманом официального благополучия.

В 1913 году в Рокка Горга войска расстреляли толпу голодных крестьян.

Вся Италия была возмущена. Однако возмущение это в те дни еще не вылилось в какие-либо действенные формы. Затишье продолжалось. Впрочем, продолжалось оно до поры до времени.

Наступил июнь 1914 года. Энрико Малатеста, престарелый анархист, выступал на митинге в Анконе. Толпа ликовала и негодовала вместе с оратором. Войска стали стрелять в народ. Жертв, к счастью, было немного — двое убитых и несколько раненых. Но это была капля, переполнившая чашу.

Рабочие и батраки по всей Италии с утра 8 июня прекратили работу. Вечером того же дня официальная стачка протеста была объявлена Всеобщей конфедерацией труда и руководством социалистов. Так началась забастовка, продолжавшаяся где четыре, где пять дней. Впоследствии события эти были названы «Красной неделей». Наибольший размах и наиболее бурный характер приняло движение в Анконе и Романье. Демонстранты захватили несколько магазинов оружия, арестовали одного генерала и ряд высших чиновников. Республиканцы и социалисты на время забыли обо всем, что их разделяло, — ненависть к монархизму, к реакции, к реакционному правительству Антонио Саландры оказалась сильнее всех их разногласий.

Так Энрико Малатеста, закоренелый анархист, величайший путаник и наивнейший романтик, чистой воды бакунист, волею судеб содействовал, правда сугубо временному и недолговечному, объединению левых сил Италии.

Вооруженные столкновения между забастовщиками и полицией происходили почти во всех крупных городах: Милане, Венеции, Бергамо, Бари и других. Не обошлось без кровопролития.

Чрезвычайно воинственно настроенные националисты также выступили против собственного народа.

Забастовщики захватывали помещения вокзалов, нарушали телеграфную связь, швыряли в солдат камнями, встречали их пальбой из револьверов.

Правительство Саландры, естественно, не собиралось капитулировать. В Риме войска занимают все основные стратегические пункты; войска охраняют подступы к парламенту, разгоняют уличные демонстрации, королевский дворец Квиринал охраняют пулеметчики.

В результате всех этих правительственных действий в столице Италии насчитывалось несколько десятков раненых; убитых, впрочем, оказалось меньше, чем в других итальянских городах.

В Турине в эти дни происходили внушительные демонстрации, в них приняли участие десятки тысяч рабочих.

Демонстрировали они и на городских окраинах и в самом центре, перед центральным полицейским управлением на улице Гарибальди, на улице Рома и на площади Сан-Карло.

Войска и жандармы неоднократно стреляли в толпу. Было множество раненых и двое убитых.

Пули впивались в цоколь монумента Эммануэле Филиберто на площади Сан-Карло. Еще много лет спустя на нем можно было видеть следы от них.

Так было в городах.

А в сельскохозяйственных областях центральной Италии, особенно в Романье и Марке, события приняли характер открытого восстания — в этих областях большинство крестьян поддержало всеобщую стачку городских рабочих. В Романье и Марке толпы повстанцев громили хлебные лавки, амбары, захватывали пороховые склады и оружейные магазины, брали штурмом помещения префектур и казармы карабинеров. В этих областях стихийно возник единый фронт трудящихся — здесь образовались руководящие «комитеты действия», в которые входили социалисты, республиканцы и популярные среди местной бедноты анархисты.