Грани Игры

— Этого на брюки и рубаху хватит?

— Смотря что из одежды ты выберешь. Я могу, по твоим желаниям, одеть тебя на один золотой или на сто. Тут все от тебя зависит.

— Эта рубаха стоит 15 золотых. Она повышает выносливость на 5 единиц.

— А та? — Тём ткнул в висевшую рядом темную с фиолетовым отливом рубаху, украшенную серебренным орнаментом.

— А эта стоит 17 золотых монет.

— А она что повышает?

— Ничего. Она просто будет тебе очень к лицу.

Мда — а…Тём с сомнением посмотрел на понравившуюся ему рубашку, но тут же махнул на сомнение рукой. Какого лешего, если он в реале, выбирая себе одежду, меньше думает. А вот с хозяйкой, раз Энжи не советует, надо знакомиться ближе!

— Мое имя Тём и я первый день в Ольхаре. Очаровательная хозяюшка, вы назовете свое имя, чтобы мне было удобнее с вами разговаривать?

У хозяйки ощутимо заалели кончики ушей.

— Мало кто обращается ко мне по имени. В основном зовут Южанкой, но ты, если хочешь, будешь звать меня по имени. Друзья зовут меня, как на родине, Мизуки или Луна. Тём, ты уже решил какую из рубашек возьмешь?

— А давай обе. Но за тридцать монет.

— Хорошо.

— И брюки, крепкие, чтобы жизнь или защиту добавляли. И сапоги, тоже крепкие с ловкостью или выносливостью, если есть.

Переодевшись в только что купленные вещи, Тём посмотрел на себя в зеркало. В отлично сшитых, мягко сидящих на ноге и прибавляющих "+4" к ловкости, кожаных сапогах, в крепких, тоже кожаных, штанах, дарующих "+15" единиц к жизни, в кольчуге, шлеме и с копьем в руке от Кириана, он себе очень нравился.

Ну и пусть в кошельке осталось всего одиннадцать монет, включая четыре, полученных от Игора. Монеты что, монеты он ещё заработает. Зато теперь и к ярлу в гости не стыдно зайти.

Тём еще раз искренне поблагодарил хозяйку и довольный направился к выходу из лавки. Энжи, который весь торг молчал и не высовывался из-за спины Тёма, тут же перелетел вперед, чтобы первым оказаться на улице.

— Тём, стой! — голос Мизуки прозвучал так же мягко, как и при торге. Только в этот раз это была мягкость хода арбалетной пружины перед выстрелом. Норд не мог не обернуться, — У тебя за спиной дух.

— Да. Я думал он для всех невидимый.

— Видеть духов, — особенности моего народа. Это у нас общее с братьями нашими меньшими.

Мизуки кивнула на дымчатую кошку, которая выгнув спину и устремив хвост к звездам, бодала её ногу то слева, то справа.

— И это тоже, — из кончиков пальцев руки, спокойно лежащей на прилавке, как будто выстрелили, каждый не менее пяти сантиметров, тонкие и острые когти. Даже на неподвижной руке они выглядели настолько опасно, что Тём невольно поежился.

— Я присматривалась к тебе и к твоему хранителю. Он тебя немного боится, хоть и меньше, чем меня. А ещё он тебя уважает. Это нельзя скрыть и это хорошо. Духи редко ошибаются в людях.

А ещё я вижу над тобой знак Кузнеца. Значит он тебе в чем-то доверился.

Из всего, что я про тебя поняла, я вижу перед собой пусть и малого силой, но очень сильного духом человека. Воина, который не обманет попросившего его о помощи, не предаст доверившегося ему.

"Да, да, я такой как ты говоришь", — внутренней иронией уравновешивал Тём серьезность харжитки. Интересно, летучие мыши, которые как известно, терпеть не могут кошек, кого видят в Мизуки- кошку или человека?

— Я хочу попросить тебя об одной услуге. Но, пожалуйста, отнесись к ней предельно серьезно. От этого зависит не только моя жизнь, но и жизни многих из моего народа.

Вот ведь странно. Только что Тём воспринимал все в таком приподнятом, полушутливом тоне, а теперь, после слов Мизуки, как будто переключатель какой-то внутри сработал. Как тогда, при получении задания от Кириана, Тём почувствовал, что сейчас от его ответа действительно будут зависеть жизни многих харжитов. Не цифр, не неписей, а именно сущностей нелюдской расы.

И Тём, больше не задумываясь просто сказал: "Да. Я согласен выполнить твое задание".

Наваждение тут же спало, и перед Темом опять была хозяйка торговой лавки, а сам он находился в игре. Но ернически — шутливое отношение к происходящему уже не вернулось.

— Я родилась в царской семье. Это случилось очень далеко от Северного моря в Камерии, царстве харжитов, на берегу совсем другого моря. Это море песчанное, с каждым годом захватывающее несколько метров нашей земли. Единственное, что ещё сдерживает пустыню, это Великая река. Река — колыбель и кормилица нашего царства. Отца я почти никогда не видела, да и маму не намного чаще. Он был всегда занят государственными делами, а мама всегда была при нем, полностью передав заботу обо мне сначала нянькам, а потом старому отцовскому учителю Бусситу.

Нельзя сказать, что я сильно расстраивалась по этому поводу. Свобода, горячий ветер пустыни и прозрачная прохлада реки — это все, что мне тогда было нужно от жизни.

А дальше, когда мне исполнилось пятнадцать лет, произошла обычная, как я теперь понимаю, история.

Папин брат решил, что его сын, с которым мы вместе гоняли пустынных змей, учили первые иероглифы и творили первые шалости, более достоин трона, чем я.

И возглавил заговор против моего отца. Моя юность кончилась в тот день, когда на рассвете запыхавшийся Буссит сказал мне, что мамы и отца больше нет. А за мной уже посланы убийцы, которых он опередил буквально на несколько минут. Я молча пошла за ним и села в лодку, на веслах которой сидел его племянник Кинки. Буссит воткнул мне в руки небольшой сверток, сказал, что это мама успела мне передать и оттолкнул лодку от берега.

Через два дня мы с Кинки вышли в Южное море, где ещё через день нас подобрал большой корабль западных купцов.

В свертке, переданном мне учителем, были фамильные драгоценности. Продав несколько самых простых из них подобравшим нас купцам, я и Кинки получили деньги на дальнейшее путешествие. За два следующих месяца мы пересекли ещё два моря и добрались до поселений Морских королей.

Тогда я думала только об одном- понадежней укрыться от идущих по моему следу убийц. Я знала, что их не отзовут. Ведь пока я жива, царская корона, великий артефакт позволяющий дважды в год призвать в пустыню дожди, остается инициирована на меня. И дядя не может с этим ничего поделать.

Я купила лавку в Ольхаре, спрятавшись за маской простой торговки, а Кинки вернулся на родину. Я бы никогда раньше не подумала, что не человек может затеряться среди людей. Мне, правда, раньше и думать об этом не надо было.

Мизуки грустно вздохнула и продолжила свой рассказ:

— Но здесь, на Севере, каждый ценит другого по делам его, а до остального им и дела нет. Так что, если кто и рассказывает о странной кошке на носу Змееглава… Да, я знаю, что многие именно так меня называют, то не как о диковинке, а как о владелице лавки, у которой можно не очень дорого купить необходимые вещи или выгодно продать добычу.

Когда я в спешке покидала родину, то и подумать не могла, что проведу в изгнании много — много лет.

Я очень скучаю. Я скучаю за своими соплеменниками, за теплой бирюзой Великой реки, за синевой оазисов и даже за особой суровостью пустыни и гор, защищающих границы царства.

Кинки навещал меня два раза за эти годы. Он рассказывал о том, как идут дела на родине.

К счастью, учитель выжил в тот день, когда спас меня от смерти. А больше хороших новостей и не было. Дядя оказался плохим правителем — жестоким и жадным. А именно он, а не его сын, над которым была проведена процедура помазания на царствие, правит харжитами.