Грани

— Как вы думаете, ребята, десять процентов Апокалипсиса — это сколько?

Глава 3. Здравствуй, Зона

Глава III. Здравствуй, Зона

г. Степногорск, северо-восточная окраина. Поздний вечер.

Резиденция Элен Уордер. Харальд

Маршрутка оставила меня на пересечении Уссурийской и Станиславского. Дальше начиналась местность, где изредка можно было встретить четвёртый автобус, но в это время суток здесь и на машинах мало кого увидишь. До дома, где обосновалась наша британская гостья, две с половиной версты пешком. А мне не привыкать. Я вздохнул, почему-то вспомнил Киплинга. "Несите бремя белых…". Может, оттого, что под просторным пиджаком, где можно было спрятать не то что АПС, а ППШ, висел новенький 9-мм пистолет, может, оттого, что у меня было такое настроение. Отрешённое, что ли.

Я шагал по пыльной обочине. Под многолетними наслоениями грязи, наверное, скрывался тротуар, но его никто не видел тут на моей сознательной памяти. Светились окна частных домов, слева, за речкой, шумел вечерний город, изредка побрёхивали собаки. Скоро я стал насвистывать весёлый маршевый мотив. Так и дошёл бы до резиденции Элен Уордер, благо уже полпути протопал. Но кому-то явно думалось, что он имеет некое право на содержимое моих карманов. Из-за дома на краю квартала вышли четверо парней-акселератов. Лет по восемнадцать-девятнадцать. Таких я уже встречал — жлобы здоровые, под два метра, плечистые, но с гнилью. Как правило, от них тянет кислинкой дрянного советского одеколона, какого давно никто не выпускает и тем более не использует. Просто такой запах у людей, безнадёжно больных на генетическом уровне, чья хворь перешла в привычку. Внешне здоров, да и лет десять-пятнадцать ещё протянет, детишек нарожает… А внутри — готовое пособие для патологоанатома.

— Слышь, у тебя курнуть есть?

— Не курю. Так что сразу скажите, чего вам надо, не мутите.

— Гы. А чего мутить, бабки давай и вали на все четыре.

— Может, разойдёмся, пока не поздно? А?

— Я сам сейчас разойдусь! — попытался рявкнуть тот, кто стоял ближе ко мне, но неустоявшийся голос сорвался, прокуренные связки не выдержали низкой частоты, и он сипло просвистел эту фразу. Я развеселился. Драться не люблю, да и не умею, если честно. Просто бью. Крепкая рука и девяносто кило живого веса, правильно вложенные по вектору усилия — никакие кия-хия не помогут.

— Я последний раз прошу вас уйти, — сказал я.

— Ты чё? Давай бабло и проваливай, пока не запинали.

Как раз предводитель подошёл на расстояние уверенного поражения. Вытянутая рука и пядь. В сумерках не было заметно, как я перенёс вес на ногу, выставленную вперёд. Кулак въехал ему точно в солнечное сплетение. Перед самым контактом я подбавил скорости, поворачиваясь вокруг левой ноги — и согласно эм-вэ квадрат пополам хам перешёл в лежачее положение.

На пару секунд его подручные замешкались. Этого времени более чем достаточно, чтобы достать "Стечкин" из кобуры. Патрон в стволе, флажок предохранителя снимается в движении.

— Так. Стоять смирно и останетесь живы. Возможно.

— Ты чег-го… — стал заикаться один из троих.

И тут в мозги, подогретые адреналином, пришла совершенно дикая мысль. Не обращая внимания на телодвижения оставшихся, я подошёл к корчившемуся главарю и от души пнул его в пах, так что аж пальцы ноги заныли.

— Верующие?

Ребята переглянулись, не зная, что ответить. За всех впрягся опять младший:

— Крещены, по крайней мере.

Ага. Помню по себе. Была такая мода. Крестили всех кого не попадя, включая собственных детей. Забыв о том, что дети тоже человеки, и против их воли нельзя этого делать. И в Библии про свободу выбора много раз написано. Да только кто её читает, кроме немногих желающих разобраться что к чему? Разобравшись же, как-то отпадает охота.

— Молиться умеете?

Всё. Аут. Младший понял окончательно, что здесь происходит, бухнулся на колени и забормотал "Отче наш". Почти без ошибок. Двое оставшихся тупо стояли. Мозги их заклинило от полностью не совпадающей с их представлениями обстановке. Как правильно заметил Чернов, самые настоящие боты. Сбой в программе, и вот они тупо дёргаются в текстурах.

Ветераны Великой отечественной иногда рассказывали о странных случаях, когда, например, рядом в снег падает снаряд и видно, как начинает вздуваться оболочка, по ей змеятся огненные трещины, отделяются осколки и медленно-медленно летят. А ты движешься с нормальной скоростью и успеваешь или сигануть в щель, или извернуться среди потока раскалённой стали и упасть ниже веера разлёта. Или в воздушном бою лётчик срезает педалью болт толщиной в палец, забытый нерадивым механиком в кабине.

Медленно поплыл назад затыльник, на рваном веретене порохового пламени появилась пуля. Золотистая гильза, сверкая боками, выпорхнула из-под отсекателя и по изящной дуге нырнула в подставленную в конец траектории ладонь. Пуля тем временем пролетела два метра и вонзилась в лоб левому. Она вспыхнула огненным цветком, выбросив в стороны десятка три острых твёрдых нитей длиной сантиметров по тридцать. Голову просто смело. Не начисто — потому что нити вырвали клочья плоти из верхней части туловища, превратив его в гротескную пятерню. Прицел правее. И всё повторяется.

Время вернулось к нормальной скорости. Паренёк стоял на коленях и трясся. Я поднял его за шкирку, как котенка. Несмотря на размеры — был он чуть меньше меня — это оказалось просто. Значит, кости лёгкие, тонкие, мышечная масса неплотная. Вырожденец.

— Ты соображаешь быстрее, поэтому шансы у тебя ещё есть. Шуруй отсюда.

Через десять минут я стоял на пороге таинственного дома мисс Уордер. С чёткими намерениями выяснить, во что она нас с Блэком втравила.

Дом стоял передо мною тёмной массой. В окнах ни огонька. Я толкнул дверь и вошёл в тёмную прихожую. Слабый свет фонаря на уличном столбе проникал через мутное стекло над козырьком и кое-как выделял верх лестницы. Мдааа… Совершенно не похоже на то, что видели мы с Блэком. Запахи? Их просто не было. Совсем. Ни специфического для старых конструкций привкуса цемента, ни особенных ноток коттеджей из дорогого кирпича.

— Ну, мисс Уордер, начнём с загадок? — громко спросил я темноту. — Я ведь всю хату обшарю сейчас, и если кто пулю схлопочет раньше, чем я спрошу "Кто там", не обижайтесь.

Темнота не ответила, и атмосфера дома не изменилась. Но всё же пустым он не был. Я пошёл наверх. На втором этаже на площадку из-под двери выбивался желтоватый свет. Скорее всего, несколько свечей. Дверь не заперта. Я постучал рукояткой "Стечкина", стоя за косяком.

— Входи, Харальд, — это был голос Элен.

— Есть ещё кто?

— Нет.

Ага… Доверьяй, но проверьяй, как говаривал один звёздно-полосатый президент.

Я распахнул дверь. Да, в коридорчик тёк тёплый свет от пяти свечек, торчащих на металлическом подсвечнике на столе в комнате прямо впереди. Действительно, кроме неё, здесь никого нет. Я закрыл дверь на массивную задвижку. Видно, что окна в комнате закрыты плотными одеялами.

— Мы что, ждём воздушного налёта? К чему эта светомаскировка? Всё равно эту хибару никто не видит, кроме тех, кому очень надо.

— Вот именно, Харальд. Кому надо. Кому очень надо, того не обманет, а вот мелочь всякую, но досадную, вполне.

— Что-то случилось?

— Случилось. Да не стой, проходи.

В просторной комнате, метров тридцати площадью, было мало мебели. Стол, к нему придвинут большой кожаный диван, какая-то этажерка в углу. На столе…

— Элен, ты что, окончательно вросла в русскую действительность? — я снял со стола початую бутылку дорогой водки. — Что за упаднические настроения?! Не далее как сутки тому ты была сама уверенность.