Граница за Берлином

Вернулся Чумаков. Он понял, что тут произошло, и укоризненно посмотрел на Жизенского.

— Поспешность, товарищ Жизенский, — продолжал я уже спокойно, — полезна… далеко не везде. И наше счастье, если этот самый Шмерке не понимает по-русски. А если понял, то, кроме него самого и его прибора для «определения светочувствительности пленок», нам ничего не видать.

— Да, плохо, друг, когда сначала скажешь, а потом подумаешь, — по-товарищески заметил Чумаков. — Этак одним словом все испортить можно.

— Теперь вам понятно, товарищ сержант, за что объявлено наказание?

— Понятно, товарищ лейтенант, — ответил он упавшим голосом.

— Тогда давайте сюда старика.

Старик в замшевых потертых трусах явился в том виде, в каком я встретил его у подъезда, даже рюкзак не был снят с плеч и трость все так же дрожала в его руке. Он со вздохом опустился на предложенный стул, потер рукой голое колено и глухим от волнения голосом произнес:

— По-моему, господин комендант, здесь произошло недоразумение, ошибка…

— В чем?

— Я… я бывший учитель естествознания, к тому же почти слепой. Теперь — садовник. Я совсем не собирался на ту сторону: мне нечего там делать.

— Зачем же вы оказались у самой линии?

— Не видел, господин комендант, не видел! Я собирал растения для гербариев и совсем неожиданно забрел туда.

Старик говорил так искренне, что нельзя было не поверить ему.

— Что ж, покажите ваш паспорт.

— К сожалению, у меня нет с собой никаких документов, — развел руками старик. — Да их и не надо, — вдруг встрепенулся он. — Я ведь из соседней деревни, что расположена к югу отсюда. Только потрудитесь, пожалуйста, свериться. Там меня все знают. Да и в этой деревне у меня много знакомых.

Старик начал поспешно перечислять многие фамилии жителей Блюменберга и среди них назвал Карла Редера.

— Карл Редер? Здешний бургомистр?

— Да, да, да! — обрадовался старик.

— Тогда все проще простого. Идемте к нему.

Старик заметно оживился, но разговора у нас не получалось. Я нарочно отставал от него, чтобы определить, знает ли он, где живет Карл Редер, а старик, запинаясь за булыжник, трусил по дороге, приговаривая:

— О, здесь недалеко, здесь совсем близко.

Как ни был расстроен Карл Редер многими заботами дня, но, увидя нас, расхохотался молодо и звонко.

— Шпигель! Откуда ты свалился? Уж не закатился ли сослепу к англичанам?

— Вот именно, дорогой Карл, вот именно, чуть не попал к англичанам.

— Эх, старик ты, старик, сидел бы уж лучше дома, коли не можешь отличить черное от белого.

— Да я, кажется, и ушел недалеко, а попал вон куда. А тут еще какие-то два молодых человека показали мне на цветочное место, я и пошел туда… Теперь устал так, что не знаю, как и домой доберусь.

— Извините нас, дедушка Шпигель, — сказал я и, присев к столу, написал несколько слов Чумакову. — Вот, возьмите эту записку и отдайте ее на заставе любому солдату. Тот фельдфебель, что был со мной, сейчас собирается на повозке ехать в Нордхаузен, он вас и довезет.

— Спасибо, господин комендант, спасибо! — кланялся Шпигель, принимая записку и пятясь к дверям.

— Ну, а теперь мне надо связаться с полицейским управлением. Кажется, не все такие, как Шпигель, к нам попадаются…

Я рассказал Редеру о задержанном Шмерке и в заключение добавил:

— У нас нет возможности заниматься в дальнейшем деятельностью Шмерке, а она очень интересна. По-моему будет полезнее отпустить его на волю. Умелое наблюдение за ним позволит узнать много интересного. Тем более, что Шмерке, пожалуй, твердо уверен в нашей глупости и неосведомленности. Если полиция возьмет дальнейшие заботы о Шмерке на себя, то мы с удовольствием разрешим ему обмануть нас. Он же только этого и хочет. Так что все будут довольны.

— Это было бы хорошо!

— Тогда сообщите об этом в управление полиции. Пусть дадут человека к утру, чтобы можно было передать Шмерке с рук на руки.

— Сейчас же схожу и позвоню.

— Ну, а что решили на собрании о земле?

— Эх, земля, земля! — произнес старик с горечью. — Кругом земля, а земли нет. И так-то ее мало, да и той как следует пользоваться не приходится… Клевер решили убирать и землю отдать хозяевам свободную, а рожь и другие культуры придется ждать до осени… Не губить же все это добро! — кричал Редер, будто я возразил ему. — Посмотрели бы вы, какое это было собрание! Наверно, с самого потопа такого спора не было.

— Но к переговорам-то с бургомистром из Либедорфа вы готовы?

— Конечно, готов. Как решило собрание, так и будут договариваться.

4

Еще до восхода солнца меня разбудил дежурный по заставе сержант Жизенский, бывший в неочередном наряде, и сообщил, что со мною хочет видеться какой-то человек. Наскоро умывшись и одевшись, я пригласил к себе этого человека.

Вошел скромно одетый юноша, ладно сложенный, лет двадцати — двадцати двух и предъявил документы. Это был посланник полицейского управления. Во время вчерашнего допроса Шмерке назвал своим местом жительства большой рабочий поселок, расположенный на пути к городу. Место жительства подтверждалось и паспортом Шмерке.

Поэтому договорились так. Шмерке отпускаем на свободу. Следом за ним отправляется полицейский в гражданской форме. В деревне же, куда шел Шмерке, должны ждать еще двое полицейских, которые и проследят дальнейший его путь до остановки. Я рассказал полицейскому о случае с собакой и на всякий случай передал записку, найденную в ошейнике.

Пока он ходил договариваться по телефону о том, чтобы выслали встречных, я вызвал Шмерке. Заспанный и помятый, он явился в сопровождении Жизенского и так же, как и вчера, сначала покосился на артиллерийский прицел, который лежал на старом месте, потом задержанный подчеркнуто вежливо раскланялся:

— Доброе утро, герр лейтенант! — причем, первые два слова были произнесены по-русски, хотя и не очень правильно.

— О, доброе утро, господин Шмерке! Вы, оказывается, говорите на нашем языке! Почему же вы раньше им не воспользовались? — произнес я по-русски.

Шмерке смотрел на меня непонимающим взглядом. Пришлось это же повторить по-немецки.

— К сожалению, могу только произнести эти два слова. Не больше.

— Ну, как вы у нас переночевали?

— Спасибо, господин лейтенант. Правда, не так уж мягко, зато спокойно: под охраной, — заулыбался он. — А вчера за день я прошел много километров и очень устал, так что спалось здорово.