Гранит науки и немного любви

Алхимик стушевался, не ответив ничего путного.

Лазавей нахмурился:

– И как вы, юноша, работаете, если основ не знаете? Либо помощника завели, либо красну девицу изображаете. Так вот, бегом на улицу, осматривать контуры эфирной материи. Как только заметите разрыв, неопознанное свечение, истончение и прочие искажения от нормы, немедленно зовите меня. Как прощупывать квадраты, помните?

– Я объясню, – встала Тшольке. – Если мне не изменяет память, то так же, как воздушное пространство – импульсом?

– Верно. Только делайте его слабее и меньше. Юлианна, тогда вы останетесь в гостинице, займётесь Агнией и нашими вещами. Чтобы к ночи она стояла на ногах.

– Если что, я понесу, – кинул в дверях Липнер.

– Ваши руки я другим займу, – отрезал магистр. – У госпожи Выжги отец есть. Но это на крайний случай. А теперь ищите место сочленения вязи и эфира. Сейчас она неактивна, поэтому ищем по нарушению структуры. Осунта, полагаю, с уничтожением вы справитесь.

– Не справлюсь – уволюсь, – без тени иронии ответила магистр Тшольке.

Маги разошлись, остались только мы с Юлианной. Соседка велела лежать, а сама сновала по комнатам, готовясь к спешному отъезду-бегству.

Время тянулось мучительно медленно, будто издевалось. Ни от кого из наших не было известий, между тем, темнело.

Ужинали вдвоём, остальным собрали сухой паёк.

Кожа чесалась и облезала, зато не болела. И голова способна была мыслить, а ноги – ходить.

Наконец вернулся Липнер и молча набросился на свою порцию еды. На вопросы не отвечал, отмахивался. Кажется, магистры отправили его в гостиницу, а сами остались просматривать оставшиеся кварталы.

А ведь эта самая вязь могла начинаться вовсе не из Номарэ, тогда что?

Беспокойство притупило даже традиционные вечерние боли – мне было не до них. В который раз обходила комнаты, проверяла, ничего ли не забыли, – и ждала. Ждала и молилась.

Наконец вернулись магистры. Уставшие и молчаливые. Особенно Лазавей. Такой сосредоточенный, с поджатыми губами. На попытки заговорить с ним он не реагировал, будто витал в своих таинственных иных сущностях.

От Тшольке удалось узнать, что нужное место они нашли.

Теперь дело было за Ксержиком.

Мой новообретённый отец появился, уже когда стемнело. Ворвался в номер Лазавея, взмыленный, измазанный в земле и крови.

Я вскрикнула, прикрыв рот рукой: никогда ещё не видела таких бурых разводов. Такое впечатление, что некромант искупался в кровавом озере.

Юлианна углядела глубокие порезы на его руках, толкнула меня в бок: колдовал. Она, в отличие от меня, не боялась крови: обучение на факультете Активного чародейства обязывает. Их убивать учат, а я… Я просто стояла, бледная, стараясь не смотреть на Ксержика.

Некромант был немногословен:

– Быстро убираемся отсюда!

Магистры кивнули и вытолкали нас за дверь, бросив вдогонку:

– Вещи на плечо, сами сгрудились в комнате Липнера.

Не знаю, за что алхимику такая честь. Может, потому что химичил постоянно и что-то в воздухе изменил? Оказалось, нет: Липнер просто делал подготовительные работу по переходу в мир родной: Лазавей заранее дал инструкцию.

Через пару минут в комнату ворвалась магистр Тшольке и торопливо начала оплетать её заклинаниями.

– Эдвин, Алоис, мать вашу, скорее! – крикнула она, приоткрыв дверь, совершенно не заботясь о моральном облике преподавателя. Затем обернулась, ткнула пальцем в Юлианну: – Будете мне помогать!

– Они близко, да? – догадалась магичка, с готовностью встав за правым плечом Тшольке. Я ощутила магию в воздухе. А потом и увидела: синие искорки между пальцев магистра и соседки по комнате.

Тшольке кивнула, опасливо покосилась на стену, будто она могла рухнуть, а потом обратилась ко мне, непривычно вежливо:

– Госпожа Выжга, пожалуйста, осторожно подойдите к окну, выходящему на улицу, и выгляните. К сожалению, вынуждена просить вас, так как остальные заняты. Будьте предельно внимательны, не рискуйте. И ни в коем случае не позвольте вас заметить. Постойте одну минуту – и стрелой сюда.

Значит, всё серьёзно, и священники на подходе. Идут жечь и убивать.

Бочком протиснулись мимо Тшольке, поймав её тревожный взгляд. Как бы она меня не «любила», но на смерть посылать не собиралась. И пеклась о студентах.

В коридоре всё на первый взгляд было, как обычно, то есть доносились обрывки разговоров и смех из обеденного зала, какая-то возня из номеров, но я не позволяла себе расслабиться. Сняв туфли, прокралась к окну, прижалась к стене и выглянула наружу.

Факелы! Целое море факелов! И какие-то люди… Пешие, сжимающие гостиницу в кольцо.

Приблизительно оценив их количество и уверившись в недружественных намерениях толпы: «Смерть ведьмакам и ведьмам!» – звучало не двусмысленно, – поспешила обратно.

– Ну? – набросилась на меня магистр.

– Да я тебе и так скажу, что там, – раздался усталый голос Лазавея за моей спиной. Руки легли мне на плечи, подталкивая в комнату. – Весь оставшийся в живых Орден явился нас убивать и грозит поджечь гостиницу со всеми постояльцами, если хозяин нас не выдаст.

Магистр снова перешёл на «ты» в общении с Тшольке – значит, на душе неспокойно, и он непроизвольно переходит на неформальное общение. Наверняка все преподаватели говорят друг другу «вы» только при студентах, соблюдая кодекс поведения.

В комнате попала в руки Ксержика, всё ещё не отмывшегося от крови. Наоборот, порезов на руках прибавилось. Заметив мой интерес к своим увечьям, некромант покосился на магистра Лазавея, коротко пояснив: «Ему нужна сила».

Убедившись, что Липнер всё сделал правильно, Лазавей вышел на середину комнаты и прикрыл глаза. А Тшольке замкнула контур заклинаний, цепным псом вместе с Юлианной став у дверей.

– Идут, – сквозь зубы процедила она.

Магистр Лазавей вздохнул, открыл глаза. Его рука налилась сиреневым свечением и неожиданно наполовину исчезла, будто погрузившись в невидимый слой воздуха.