Гранит не плавится

— Вы, капитан Мосляков, назначаетесь первым комендантом первого занятого нами немецкого города. — Садовский поднял бокал. — Выпьем же за нашу близкую и окончательную победу!..

Оставив в этом городе Мослякова, мы на рассвете двинулись дальше — вслед за наступающими частями корпуса. Мечта генерала Орлова осуществилась. Во главе корпуса, ставшего гвардейским, он участвовал в боях за взятие Берлина. В День Победы ему было присвоено звание генерала армии.

Обещанный краткосрочный отпуск мне не дали — не до того было. Я так соскучился по своим, что каждую ночь видел их во сне. Разумеется, мы с Еленой переписывались, но разве могли короткие строки письма умалить тоску по жене и сыновьям?

Я знал о них все подробности, знал, что на далёком Урале им живётся не сладко. Мой денежный аттестат не мог существенно облегчить их положение. Алёнушка была молодцом — не склонилась перед трудностями, сохранила мужество, верность и сберегла детей. За всё время ни в одном письме ни единым словом она не пожаловалась, — наоборот, уверяла, что у них всё хорошо.

Я подумывал о демобилизации, — всё соображал, удобно ли подавать рапорт. Костя вызвал меня к себе и сам заговорил об этом.

— Ну-с, дружище, мы, кажется, завершили свой тяжкий труд! Скажи, что думаешь делать дальше? — спросил он.

— Демобилизоваться — и домой! — ответил я не задумываясь.

— Может, останешься в армии? Для разведки работы хватит!.. Семью можно вызвать сюда.

— Нет, Костя, не останусь! Сам знаешь, у нас непочатый край работы, — кому же, как не мне, инженеру, восстанавливать всё разрушенное войной?

— Пожалуй, ты прав… Хотя и жалко расставаться с тобой, но ничего не поделаешь!.. Пиши рапорт… А вот это возьми как память, — он снял с руки золотые часы и протянул мне.

Мы оба были взволнованы. Наша дружба ничем не была омрачена за все эти годы, и нам обоим было чем гордиться.

Приказ о моей демобилизации был подписан. Перед отъездом зашёл к Садовскому попрощаться. Он уже носил генеральские погоны.

— Прощай, Иван Егорович! — Садовский перешёл на «ты». — Желаю тебе большого счастья, ты его заслужил вполне. Глядя на тебя, я часто думал: наш строй породил нового, несгибаемого человека, и в этом главная сила наша, — сказал он. Потом добавил: — Чуть не забыл: от «двадцатого» тебе сердечный привет!..

— Он жив?!

— Жив и здоров! Опасаясь провала, он пробрался в оккупированную Францию. Там тоже не сидел сложа руки — установил связь с руководителями движения Сопротивления. Да иначе и быть не могло: он ведь настоящий чекист!..

После этого радостного известия у меня словно гора с плеч свалилась.

С Мосляковым, ставшим майором, и старшиной Шумаковым проститься не довелось. Мосляков был назначен военным комендантом полуразрушенного американской авиацией Дрездена, а Шумаков лежал в госпитале после ранения.

По дороге домой остановился в Москве, зашёл в бывший свой наркомат. Все эти годы я вынашивал мечту: вернуться на свой завод, к своему коллективу и сказать: «Дорогие друзья, товарищи, я не обманул вашего доверия — был тем, за кого вы меня принимали, и, как видите, вернулся к вам незапятнанным. Давайте снова работать вместе». Однако в министерстве не пошли навстречу моим желаниям. Заместитель министра по кадрам принял меня очень радушно и, выслушав мои доводы, сказал:

— Нет, товарищ Силин, нецелесообразно направлять вас туда, хотя по-человечески мне и понятны ваши стремления. Завод работает хорошо, там толковый, знающий директор. Сейчас в нашей системе много прорывных предприятий. Возьмите одно из них. Дадим вам двухмесячный отпуск, поезжайте к своим. Отдохните и, кстати, загляните на завод. Люди там не забыли вас и вспоминают добрым словом!..

Возражать я не стал — он был прав. Получив назначение, послал Елене телеграмму и в тот же день выехал домой.

Я рассказал о самом главном в моей судьбе.

Вы думаете, это повесть? Нет, это жизнь.

И она продолжается!