«Граждане, воздушная тревога!»

— Но ей именно потому и поверят, что она не из Москвы, а из Риги. Значит, ни в угро, ни у нас не работает. И для Зингера хорошенькая рижанка — надежная гарантия в том, что его не обманывают.

— Но она жила бок о бок с Михельсом в вашей квартире.

— Михельс ее не помнит, уверен. Сколько он у нас прожил? Всего ничего. А Лейда из своей сберкассы только по вечерам и приходила, и сразу — к себе. Как, впрочем, и Михельс: тот тоже из своей комнаты носа не показывал. Да и вы же знаете: она следила за ним, а он даже ее и не узнал. А для вашего успокоения я сам провожу ее на Арбатский рынок.

— Тебе нельзя даже показываться с ней на рынке. Только на расстоянии, в стороне. Потолкайся, если Михельса не увидишь. А если увидишь, знай, что следит он именно за Смирдиным. Что же, рискнем, — наконец согласился Югов. — Полагаю, что на рынок он не пойдет. Нечего ему там делать.

А Лейду даже не пришлось уговаривать. Согласилась сразу.

— Только какая же из меня домработница? Супа не сварю, с тестом возиться не умею.

— Зингер нанимает не повариху, — сказал я. — Зингер нанимает надежного человека, который в НКВД не донесет. Ты ему нужна, чтобы вместо него выходить на улицу и покупать продукты по краденым карточкам. Тебя еще проверять и проверять будут. А твое дело как можно скорее сообщить нам адрес его квартиры. Может быть, за тобой кто-нибудь из блатных ходить будет. Следи.

Не доходя до Арбатского рынка, я пропустил вперед Лейду, оглядываясь по сторонам, нет ли знакомых лиц.

Арбатский рынок был сравнительно новым для Москвы по тогдашнему времени. Размещался он бок о бок с кинотеатром «Художественный» на не слишком большой площадке как раз за старой станцией метро «Арбатская», линия от которой проходит по мосту через Москву-реку. Новая, глубоко залегающая линия метро и новая арбатская станция тогда еще не существовали. Частично рынок был крытым, частично покупатели толпились у лотков под открытым небом. До войны здесь торговали только продуктами, а война, конечно, внесла и сюда свои коррективы. Ларьков с продуктами стало поменьше, а стихия меновой торговли захлестнула и когда-то чистенькое арбатское торжище. Теперь это было действительно торжище, чем-то напоминающее старую Сухаревку. Продавали и обменивали здесь действительно все — от старой юбки до пачки табаку, полученного по сухому пайку, от кулька с солью до солдатских обмоток. Краденое тоже продавалось, но, как говорится, из-под полы или за пределами рынка. Тут же в сторонке торговали и старыми книгами, чаще всего тоже крадеными. Купить, однако, можно было многое, небезынтересное для любителя книг. У одного продавца я нашел «Жизнь животных» Брэма, у другого «Русские ночи» Одоевского, у третьего «Русскую мысль и речь» Михельсона. Все это были редкости, которых в книжных магазинах уже не увидишь.

Но где же Смирдин и найдет ли его Лейда? От Стрельцова я знал, что он торгует книгами, иной раз крадеными из квартир эвакуированных или просто бежавших из Москвы. Но книжки было трудно спрятать за пазуху, а в портфель или чемоданчик может здесь заглянуть любой милиционер.

Лейду я сразу потерял: она скрылась в поисках книжного торжища. На всякий случай спросил у одного из букинистов, не видал ли он Смирдина?

— А разве он воскрес? — ответили мне под общий хохот.

Тут были действительно букинисты, для которых имя Смирдина чужим не слышалось. И вдруг я услышал позади чей-то шепот:

— А вам что-нибудь от него нужно?

Спрашивал какой-то «блатяга» в старом ватнике и ставших теперь модными байковых лыжных штанах.

— Надо посмотреть, — сказал я уклончиво.

— Подождите полчасика, он только что был здесь и ушел с какой-то девушкой.

Значит, Лейда нашла все-таки Смирдина и ушла вместе с ним. Затаенное беспокойство защемило мне сердце. Тревожила судьба девушки. Как она передала ключ? Что сказал Смирдин? Суетились ли поблизости блатные наблюдатели? Как прошло первое свидание с Зингером?..

Оставалось только ждать ее звонка, если ей удастся позвонить.

19. Звонок Лейды

Лейда позвонила только через два дня. Должно быть, за ней следили, не оставляя ее одну. Видимо, поэтому и разговор был сверхкратким.

— Большая Молчановка, двадцать три. Сегодня в десять вечера, — и повесила трубку.

— Будем брать, — сказал Югов. — Ты с Пашей и двое оперативников.

Он положил свой ТТ в карман куртки и вызвал машину. Мы молча пошли за ним.

Дом на Большой Молчановке под двадцать третьим номером когда-то был дорогим барским пятиэтажником. Нужная нам квартира помещалась на втором этаже.

— Черного хода нет? — шепотом спросил Югов.

— Нет, я проверял, — ответил Безруков.

Позвонили. Дверь открыла Лейда. За ней сзади стоял здоровенный мужик, очень похожий на тех, кого я видел на рынке. В руке у него был «вальтер», но выстрелить он не успел: Югов тотчас же из пистолета перешиб ему руку.

В комнате были двое: Зингер в ватном халате и Михельс в грязном ватнике.

— Руки! — крикнул Югов.

Зингер поднял руки, но Михельс, отступая, успел юркнуть в соседнюю дверь. Тут же послышался звон разбитого стекла. Я с револьвером бросился вслед, но Михельс уже выпрыгнул из окна, выбив плечом раму. Я подбежал к окну, рассчитывая, что приземлиться со второго этажа благополучно он едва ли смог, но Михельс уже прыгал с крыши примыкающего к дому сарайчика. Я выстрелил, но в темноте двора промахнулся.

— Сколько метров до земли? — спросил меня Югов.

— Там сарайчик под окном. Опять сбежал Михельс…

— Зато Зингер уже у нас, — очень довольный, проговорил Безруков…

Зингера допросили по прибытии в управление.

— Я скажу вам всю правду, потому что надеюсь, что меня сочтут за простого военнопленного, — начал он.

— Это уж как решит трибунал, — сказал Югов.

— Значит, трибунал неизбежен?

— Для вас — да. Вы же разведчик, а не военнопленный, к тому же добровольно не сдавшийся.

— Я сдался добровольно.

— Когда мы вас накрыли с другим шпионом.

— Я расскажу вам и о нем.

— Что ж, трибунал, надеюсь, это учтет. Вы что, работали у нас в стране? — спросил Югов.

— До войны я окончил университет в Ленинграде.

— Потом абверовскую школу в Германии?

— Специальный курс. Для командных должностей в русской армии.

— Где вас перебросили через линию фронта? — продолжал допрос Югов.

— Под Смоленском. Под фамилией Голубева с соответствующей легендой. Был в аппарате штаба дивизии под командованием генерала Карельских.

— А затем во время боя вы пропали без вести и перебрались в Москву, где у вас была явка к Михельсу?

— Точно так.

Я взглянул на Югова:

— Разрешите вопрос?

— Давайте.

— Какие сведения вы сообщали абверу во время боев под Смоленском? — спросил я.

— Почти ничего. Вы отступали тогда, и мои сведения абверу особо не требовались. Моя задача была пробраться в Москву, передать Михельсу новую рацию взамен испорченной и устроить перед возвращением крупный диверсионный акт. На этом особенно настаивал представитель гестапо в абвере.

— Где намечалась эта диверсия?

— Намечались продовольственные склады в Сокольниках, но уголовные агенты Михельса отказались от этой акции даже за очень крупную сумму денег.