Гражданин Галактики (сборник)
Шрифт:
Профессор Джиоми и доктор Брук в другом углу кабинета записывали что-то на доске, стирали и снова писали, споря насчет металлической бумаги. В Институте Передовых Исследований гении — не редкость, но этих двоих никто бы в гениальности не заподозрил: Брук был похож на мрачного водителя грузовика, а Джиом — на перевозбужденного Юния. Но мозгами они работали с такой же интенсивностью, как и профессор Райсфельд. У доктора Брука дергалась щека; отец Чибис объяснил, что это гарантия нервного срыва, но не у самого Брука, а у всех остальных физиков.
Два дня спустя мы все еще торчали там. Профессор Райсфельд
Папа Чибис слушал записи. Брук и Джиоми то и дело отрывали его — Джиоми чуть ли не истерично, а Брук бесстрастно. Профессор Райсфельд задавал им один-два вопроса. Кивал и возвращался на свой стул. Вряд ли он мог разобраться во всей этой математике — зато он мог оценить результаты и упорядочить их.
Я хотел отправиться домой, раз уж они со мной закончили, но профессор Райсфельд очень просил остаться; должен был приехать Генеральный секретарь Конфедерации.
Я остался. Я не позвонил домой, ведь какой смысл расстраивать домашних? Я готов был встретиться с Генеральным секретарем в Нью-Йорке, но профессор Райсфельд пригласил его к себе. До меня начало доходить, что приглашение профессора не может игнорировать ни один из высокопоставленных деятелей.
Мистер Ван Дювендюк оказался высоким и худым. Он пожал мне руку и произнес:
— Надо полагать, вы — сын доктора Самуэля Расселла.
— Вы знаете моего отца, сэр?
— Я встречался с ним много лет назад, в Гааге.
Доктор Брук, который на приветствие Генерального секретаря едва кивнул, резко развернулся ко мне:
— Так ты сын Сэма Расселла?
— Вы тоже его знаете?
— Конечно. Его книга «О статистической обработке неполных данных» — блестящий труд. — Он взмахнул рукой, еще сильнее испачкав рукав мелом. Я и не ведал, что папа такое написал, и не подозревал даже, что он знаком с Генеральным секретарем. Иногда все-таки мне кажется, что папа несколько эксцентричен.
Мистер Ван Дювендюк подождал, пока яйцеголовые очухаются, и сказал:
— Итак, у вас есть что-нибудь, джентльмены?
— Да, — сказал Брук.
— Великолепно! — согласился Джиоми.
— Например?
— Ну… — доктор Брук ткнул в строчки, написанные мелом. — Судя по этому, можно погасить на расстоянии ядерную реакцию.
— На каком расстоянии?
— Скажем, десять тысяч миль. Или вам нужно с Луны?
— Ну, думаю, десяти тысяч миль хватит.
— Можно и с Луны, — перебил Джиоми, — если хватит энергии. Шикарно!
— Действительно, — согласился Ван Дювендюк. — Что-нибудь еще?
— Вам мало? — набычился Брук. — Или вам еще подать трусы с капюшоном?
— Так что же?
— Видите семнадцатую строчку? Возможно, это антигравитация, обещать не могу. А если повернуть на девяносто градусов, то получится, как считает этот неуравновешенный латинянин, что-то вроде путешествия во времени.
— Так это оно и есть!
— Ну-ну… Если он прав, то для этого потребуется энергетическая мощность, как у звезды приличных размеров. Так что забудьте об этом. — Брук уставился на каракули. — Хотя… Возможно, это новый подход к преобразованию массы в энергию. Хотите карманную силовую установку мощнее, чем реактор в Брисбене?
— И это возможно?
— Спросите своих внуков. Быстро только
кошки родятся, — проворчал Брук.— Что Вас не устраивает, доктор? — поинтересовался Генеральный секретарь.
Брук еще больше нахмурился.
— Собираетесь посадить на это гриф «совершенно секретно»? Я не терплю, когда засекречивают математику. Это постыдно.
Я навострил уши. Я объяснял Мамми, что такое «государственная тайна», и думаю, что она была шокирована. Я говорил, что государство не может обойтись без оборонных секретов, так же как и Три Галактики. Она со мной не согласилась и сказала, что по большому счету это не будет иметь значения. Но мне было неспокойно.
Мистер Ван Дювендюк ответил:
— Я не люблю секретность. Однако считаюсь с ней.
— Я знал, что вы так скажете.
— Послушайте, это данные принадлежат правительству США?
— Нет, конечно.
— И не являются проектом Конфедерации. Прекрасно. Вы показали мне несколько уравнений. Я не могу запретить вам публиковать их. Они ваши.
Брук покачал головой.
— Не наши, — он показал на меня. — Его.
— Понятно, — Генеральный секретарь посмотрел на меня. — Как юрист, молодой человек, могу сказать вам следующее. Если вы хотите опубликовать это, я не вижу способа вам помешать.
— Я? Но это не мое… Я просто… ну, посланник.
— Все равно. Желаете, чтобы это было опубликовано? Может быть, согласитесь подписать совместно с этими джентльменами?
Мне показалось, что именно этого он и хочет.
— Ну конечно. Только третьим должен стоять не я; должно быть… — я замешкался: птичью песенку не вставишь в статью, — …пусть будет доктор Мам Ми.
— Кто это?
— Она с Веги. Но имя можно выдать за китайское.
Генеральный секретарь поторчал еще немного, задавал вопросы, слушал пленки. Потом он позвонил по телефону. На Луну. Я знал, что это возможно, но никогда не думал, что увижу своими глазами.
— Это Ван Дювендюк… да, Генеральный секретарь. Соедините с Командующим базой… Джим? Связь ужасная… Джим, ты иногда устраиваешь учебные маневры… Я звоню неофициально, но ты мог бы проверить долину… — он повернулся ко мне, я быстро подсказал, — …долину сразу за горами к западу от станции Томбо. С советником по безопасности я не консультировался; это между нами. Но если ты все же пойдешь в эту долину, я настоятельно советую послать солдат с полной выкладкой и боекомплектом. Там могут быть змеи. Возможно, в камуфляже. Назовем это предчувствием. Да, дети в порядке, и Беатрис тоже. Я позвоню Мэри и скажу, что говорил с тобой.
Генеральному секретарю понадобился мой адрес. Я не знал, когда попаду домой, потому что понятия не имел, как добираться — я собирался ехать автостопом, хоть об этом и помалкивал. Мистер Ван Дювендюк поднял брови:
— Думаю, мы должны доставить вас домой. Как, профессор?
— Это будет не лишнее.
— Расселл, я так понял, что вы собираетесь стать инженером — космическим инженером?
— Да, сэр. То есть да, господин Секретарь.
— Вы не думали заняться юриспруденцией? В космосе множество молодых инженеров — и очень немного молодых юристов. Однако закон действует везде. Человек, знающий космические законы — и вообще законы, — всегда будет в выгодном положении.