Гражданин начальник
Шрифт:
– До скорой встречи, Наташенька. Еще полетаем?
– С вами? Хоть на край света! – весело ответила девушка, беззаботностью скрывая серьезность ответа.
– Договорились, – кивнул Голдобов и сбежал по трапу. Не ожидая душного автобуса, он зашагал через летное поле к зданию аэропорта, прекрасно сознавая, что нарушает порядок. В этом не было желания выделиться, нет. Он просто хотел избежать автобусной толчеи, а кроме того, великодушно давал встречающим возможность увидеть его заранее и не метаться в потной нервной толпе.
И действительно, едва он приблизился к зданию аэропорта, из стеклянных дверей, отодвинув
Тем временем Голдобов со своим спутником, не торопясь, но и не задерживаясь, пренебрегая таксистами и нагловатыми частниками, прошли к стоянке автомобилей. И здесь Пафнутьев впервые увидел машину, о которой уже был наслышан. Зеленый «Мерседес», играющий искорками перламутра, стоял в длинном ряду машин, выделяясь добротностью и нездешней изысканностью. Он был тщательно вымыт и, несмотря на жару, казалось, хранил в себе свежесть и прохладу.
Забежав вперед, Заварзин распахнул перед Голдобовым дверь, подождал, пока тот усядется, вручил ему чемоданчик со сверкающими уголками и осторожно захлопнул дверь. И только после этого, полубегом обойдя машину, сел за руль. Пафнутьев проводил ее задумчивым взглядом, вынул блокнотик и записал номер.
– На дачу, – сказал Голдобов, сложив руки на чемоданчике.
– Понял, – кивнул Заварзин. – Как отдохнулось, Илья Матвеевич?
– Да ладно... Что тут у вас?
– Представляете, какой ужас... Николая убили, – Заварзин ловко обошел несколько машин и, вырвавшись на простор широкого шоссе, снова перестроился в правый ряд.
– Надо же, – обронил Голдобов. – Жаль... Хороший был парень. Мы с ним... немало поездили. И водитель хороший. Я ему доверял. И помогать приходилось. – Голдобов замолчал, сочтя, видимо, что достаточно сказал о покойнике и можно переходить к делу. – Как это произошло?
– Утром, до начала рабочего дня, двое на мотоцикле...
– В шлемах?
– Конечно! А как же иначе! И это... На ходу из обреза. Сразу из двух стволов. Картечью.
– Попали, значит? – Голдобов неотрывно смотрел на дорогу, и со стороны могло показаться, что разговор совершенно его не интересует, что слова он роняет, только чтобы не заснуть.
– Оба заряда в грудь, Илья Матвеевич... Он скончался на месте, до «Скорой», до милиции... Ларису возили на опознание, она там потеряла сознание, когда увидела...
– Выходит, опознала, – кивнул Голдобов.
– Да, лицо оказалось нетронутым, чистое лицо было у Николая.
– Да-да, – кивнул Голдобов. – Ты говорил с ней?
– Не получилось.
– Что так?
– Пьет.
Все время пьяная, Илья Матвеевич. Как ни позвоню – еле языком ворочает. Меня даже не узнает. А словечки у нее еще те... Приложит – не разогнешься.– Знаю я, какими словечками она иногда пользуется. Пусть. Попьет-попьет, душа устанет, опустеет. И отойдет. А что следствие? Началось?
– Да, поручили какому-то охламону... Он до этого занимался незаконными заселениями квартир, самозастройками, семейными скандалами... Я видел его. Мурло. Но вышла небольшая накладка. Этот Жехов...
– Знаю, – оборвал его Голдобов, и Заварзин понял, что продолжать об этом не следует, что не только он докладывает Голдобову о происходящих событиях. – И еще... Не забывай про Ларису. Понял? Все, что нужно, у нее должно быть в неограниченном количестве. Она больше «Лимонную» любит. Охлажденную.
– Сделаю.
– Опять же следователь с ней захочет поговорить... Пусть бы они встретились попозже... А то она сейчас малость не в себе, может что-то лишнее брякнуть. С ней это бывает. Ты приглядывай за ней... Поплотнее.
Машина свернула в сторону от города и понеслась по асфальтовой дороге, хотя и узкой, но свободной. По обочинам стояли сосны, с каждым километром они становились гуще, массивнее, и наконец машина свернула на незаметную дорожку, над которой висел знак «въезд запрещен». Через несколько минут «Мерседес» остановился у железных ворот, выкрашенных зеленой краской. Заварзин открыл ворота, въехал во двор.
Здесь зной не ощущался, в тени сосен стояла летняя прохлада. Пройдя по дорожке, усыпанной сухими сосновыми иглами, Голдобов придирчиво осмотрел дачу – двухэтажное сооружение из новых бревен. Высокое крыльцо выдавало наличие подвала, направо шла застекленная терраса. Еще одна терраса, открытая, выходящая прямо в сосновые ветви, была на втором этаже.
– Сауна? – спросил Заварзин, когда они оказались в большой комнате.
– Потом. Все потом.
– Рюмка водки?
– Можно... И поговорим, – Голдобов со вздохом опустился в большое плюшевое кресло.
Заварзин вышел и через несколько минут вернулся с небольшим подносом, на котором стояла запотевшая бутылка «Московской», тут же светилась уже открытая баночка красной икры, щедро нарезанные ломтики копченой осетрины были прикрыты кружочками лимона. И черный хлеб – он знал вкус хозяина. Не говоря ни слова, Заварзин наполнил стаканы водкой.
Голдобов окинул взглядом столик, убедился, что есть все необходимое для беседы, поднял стакан в приветственном жесте.
– Будем живы, – сказал он и, не торопясь, выпил с каким-то чувством освобождения, будто долго сдерживал себя и вот наконец смог поступить, как давно и нестерпимо хотелось. Осторожно поставил стакан, бросил в рот кружок лимона, зачерпнул ложку икры. – Ну что, вроде как обошлось?
– Как нельзя лучше. Значит, так, Илья Матвеевич, все сделал новый парень. Никто из наших даже руки не приложил. Мы все чисты и перед богом, и перед законом.
– И как удалось?
– Парнишка оказался глуповатым, откровенно говоря... Сказали ему, что нужно одного типа припугнуть. Он и обрадовался – приключение, дескать. А в последний момент холостые патроны я заменил на боевые. Он и саданул из двух стволов сразу. С мотоцикла, с ходу. И тут же скрылись. Все. Ищи-свищи ветра в поле.