Гражданин преисподней
Шрифт:
– Как у тебя все просто! Кайся, молись… А если не хочется?
– Хотя бы начни. Попробуй… Ведь спиртное тебе тоже не с первого раза понравилось.
– Ну ты сравнил!
– Главное, обуздай гордыню. Это грех не менее тяжкий, чем смертоубийство. Сколько человеческих душ она уже погубила! Не бойся самоунижения. Сам Спаситель не чурался омывать ноги своим ученикам.
– Ну ты и упертый мужик! – едва ли не с восхищением произнес Кузьма. – Позавидовать можно. Дай тебе волю, ты бы и химерам смирение проповедовал.
– Будь у них душа – с превеликим усердием!
Когда
– Ни рук, ни ног не чую, – пожаловался Кузьма.
– А я, по всей вероятности, уже никогда не распрямлюсь, – добавил Венедим, которому довелось отсиживаться в дальней, куда более тесной части щели.
– Оно и к лучшему. В Шеоле ты из ста шагов только десять пройдешь в полный рост.
– Стало быть, другие девяносто – согнувшись?
– Сорок – согнувшись, а пятьдесят – на карачках. Это в среднем, конечно.
– Я понимаю. Мне не привыкать. Бывало, всю ночь напролет с колен не вставал.
– С бабами тоже так бывает, – ухмыльнулся Кузьма.
– Баба на пуховиках стоит, а я на голом камне.
– Сочувствую… Ты побудь пока здесь, а я гляну, что там темнушники наворотили. Авось что-нибудь полезное найду.
Он бесшумно удалился в ту сторону, откуда противно попахивало сгоревшим порохом, и через некоторое время так же бесшумно вернулся обратно. В темноте Кузьму выдавало только сосредоточенное сопение да кисловатый запах перегара.
– Ну как? – поинтересовался Венедим, в глазах которого подземный мрак почему-то роился смутными пятнами.
– Да никак! Потолок сплошь рухнул. Сверху гнилью тянет, как из раскрытой могилы. В завале нашел один ботинок, дырявую флягу да полкраюхи хлеба. Дальше такие глыбы, что и вдесятером не сдвинешь. Или темнушники химеру наповал пришибли, или сами там костьми легли.
– Что же нам делать?
– Пойдем потихонечку.
– Куда? Сзади завал, впереди тоже завал.
– Это не твоего ума дело. Феодосия и тот темнушник, который в заложниках оставался, обходным путем сюда добирались, хоть и по колено в воде. Если эта бочка благополучно прошла, то и мы пройдем. Лишь бы вход не проскочить.
Кузьма двигался своей обычной походкой, время от времени пощелкивая пальцами, дабы по характеру эха определить расстояние до возможного препятствия, а Венедим семенил следом, держась за его плечо.
Еще до того, как тронуться в путь, Кузьма предупредил спутника:
– Ты пока попусту не болтай. Мне сейчас уши совсем для другого дела нужны.
Впрочем, полагался он не только на слух, но и на обоняние, шмыгая носом, словно крыса, обнюхивающая приманку. Время от времени Кузьма приостанавливался и начинал тщательно ощупывать стены, чаще всего почему-то правую.
– Тут всяких нор, как дырок в решете, – Кузьма сам нарушил затянувшееся молчание. – Попробуй разбери, которая нам нужна… Эти-то с лампочкой шли. Вроде как для собственного удовольствия прогуливались.
– Давай хотя бы из одежды факел сделаем, – предложил Венедим. – Так и быть, подол рясы пожертвую.
– А чем зажечь? Темнушники перед уходом из обители у меня все имущество отняли. Да и не загорятся наши тряпки. Все насквозь промокло.
Действительно, с потолка обильно капало, а кое-где просто
лило. Раньше в этом туннеле ничего похожего не замечалось. То ли где-то сверху прошел обильный дождь, то ли взрыв повредил подземный коллектор, построенный еще в прежние времена.– А не зальет нас? – Венедим помимо воли поежился. – Говорят, под землей от потопа не спастись.
– Здесь не зальет. Место надежное. Под нами столько лабиринтов, что и за всю жизнь не обойдешь. Некоторые на огромную глубину вниз уходят… А вот тем, кто сейчас под нами находится, действительно не позавидуешь.
– Ты сам в потоп попадал?
– Случалось раньше по молодости. А потом научился эту беду загодя угадывать. Примет много. Зверье всякое начинает волноваться, мох под ногами по-другому скрипит, воздух иначе пахнет. Похоже, дошли. – Кузьма остановился и стал шарить по стене. – Ветерком тянет… Знать, сквозная нора… Эх, нет со мной моих зверушек! Они бы все разузнали-разведали…
Обходной путь во всем уступал главному туннелю, особенно высотой сводов. Здесь не то что лоб можно было разбить, но и нос расквасить. Уже после первых шагов под ногами захлюпала вода, а поскольку ход имел заметный уклон вниз, вскоре она достигла колен путников (и чувствовалось, что это еще не предел).
– У меня ощущение, как у глиста, из толстых кишок попавшего в тонкие. – Шутка у Кузьмы получилась какая-то натянутая.
– Есть ведь еще и слепая кишка, – уже совсем мрачно добавил Венедим.
– Ты про аппендикс? Не переживай. Я сквознячок все время ощущаю.
Тем временем лаз становился все уже и уже. Вода подобралась к груди.
– Не понимаю, как здесь Феодосия пролезла, – удивился Венедим. – Локти нельзя поднять.
– Нужда заставит, – буркнул в ответ Кузьма. – Но ты, Веня, все же помолчи пока. Да и шагу прибавь.
Впервые в его голосе проскользнуло что-то похожее на сомнение. Венедима, до этого целиком и полностью доверявшего своему проводнику, от такой интонации даже в жар бросило (хотя вокруг было весьма и весьма прохладно). Зловещее журчание доносилось уже со всех сторон, и вода быстро прибывала.
– Ты ведь говорил, что здесь потоп не страшен! – не выдержал Венедим.
– Я про главный туннель говорил. А это сифон какой-то. Похоже, он собственного стока не имеет.
– Может, вернемся?
– Поздно… На воде умеешь держаться?
– Только когда моюсь в корыте.
– Ну ничего… Главное – не паникуй, даже если тебя с головой зальет. И не отставай. Самое низкое место мы, похоже, миновали. Дальше будет полегче.
Ложь во спасение грехом не считается, и потому Венедим не стал упрекать Кузьму в лукавстве, хотя и ощущал, что лаз продолжает уходить вниз.
Сзади внезапно накатила высокая волна, и Венедим от неожиданности едва не захлебнулся. Вода имела отвратительный привкус и пахла какой-то гадостью. Самое худшее, что она попала ему в легкие, и теперь каждый глубокий вдох отзывался приступом судорожного кашля.
Животный страх отшиб память – надо было молиться, но все молитвы, даже «Отче наш», вылетели из головы.
Вода теперь не просто прибывала, а кипела водоворотом, захлестывая лицо. Между ее поверхностью и сводом туннеля осталось всего две пяди свободного пространства.