Гражданство магической реальности
Шрифт:
Удивительно, но квест “сессия за один день” оказался проходимым, пусть и откровенно читерскими методами.
Ближе к вечеру я вышел к ближайшему бульвару с банкой газировки, рухнул на скамейку и стал в который уже раз за последнюю неделю, собирать свою картину мира из разрозненных кусочков.
Люто удручала та девальвация знания и практических умений, которую довелось наблюдать.
Магия действительно делала многое из того, что изучалось в высших учебных заведениях, либо обретаемым с легкостью, либо вовсе не актуальным. Изучение методов обработки информации, как я гордо ответил родителям — только
А если чуть подумать, сводилось к тому же копированию пласта знаний у подходящего специалиста и некоторому количеству практики — возможно, в компании с тем же специалистом.
Мир магической реальности, в который занесла меня судьба, оказался не слишком приветлив к носителям открытых форм знания. Он был именно эзотеричен, в самом что ни на есть буквальном смысле этого слова.
Секреты, тайны и мистерии — вот что представляло ценность. Категория гражданства? Это в первую очередь признание права и обязательств хранить какие-либо сведения в неприкосновенности от посторонних — аналог масонских посвящений, в ходе которых адепту открывались какие-то новые откровения, возможности и условности.
Магия выступала в первую очередь как источник силы и ценила в этой связи саму себя.
Потому в магической реальности основой дееспособности становилась свободная воля. Именно она, выступая своеобразным ортом, единицей отсчета — позволяла своему обладателю делать выбор, хранить доверенные ему секреты или же передать их кому-то еще.
Отсутствие свободной воли или возможности проявить её в магическом диапазоне приравнивалось к безволию. Потому так безропотно подчинялись сигилам уважаемые мною профессора. Потому покорно открывался доступ к сокровищницам их профессионального опыта. Это было ошеломительно нечестно, но именно на этом принципе, судя по всему, строились взаимодействия между гражданами.
Мадам, заманивая меня на явочную квартиру, воспользовалась своей волей, подавив между делом мою. Я не сообщил о приглашении Медее, чуть не поссорился с Росси, которая случайно предложила альтернативный план на день, не включающий в себя исполнение воли Мадам.
Эти провалы в памяти, из которых только и удалось ощущение несоответствия между искусственно вложенным знанием о комнатах старушки в большой коммуналке и отсутствием множества кнопок звонка, как это чаще всего бывает на дверях в такие квартиры.
Мою свободную волю отчего-то взялся активно защищать авалонский ключ. Сильно подозреваю, что без его влияния вся встреча с Мадам могла благополучно стереться из памяти. Не исключено, что вместе со мною.
Кто я для этой женщины? В первую очередь, источник неприятностей, рисков для печати. Сын мигрантов, перворожденный, не имевший даже самой низкой гражданской категории.
Я сделал несколько глотков из банки и продолжил рассуждать, поглядывая на голубей, деловитых прохожих и редкие машины, проезжающие по бульвару.
На левой руке привычно устроился браслет из мамонтовой кожи. С одной стороны, источник практически халявной маны, эманирующей из волшебного болта. С другой — очень подозрительный предмет из-за того, что побывал перед тем как занял свое место в руках у Мадам.
Только проверить топологический изолятор на предмет дополнительных заклинаний я не могу. И попросить кого-либо другого тоже не
получится — в число моих обязательств по контракту значится хранение тайны ключа. Вот и остается надеяться на лучшее, да искать косвенные подтверждения. Скажем, я могу подозревать браслет в какой-то нежелательной для меня активности.Только вот старушку, пригласившую на чай с печеньем, не подозревал. Сомневался, интуиция подсказывала какие-то не самые приятные варианты, но без таких вот подозрений.
— Как поживаешь?
Этот невинный вопрос выбил меня из расслабленного вдумчивого состояния. Потому как задала его Алиса, одна из подруг моей бывшей девушки, про которую я только и знал, что учится она на курс младше меня в том же институте.
С Юлей я не то чтобы поругался. Она несколько раз закатывала скандалы, а под конец столкнулась со мною возле одной из станций метро. Пикантность встрече придавало то обстоятельство, что она шла под руку с одним из моих бывших одноклассников, а рядом со мною деловито вышагивала охотница за силой. Виновным назначили, естественно, меня.
— Закрыл сессию досрочно и теперь гадаю, зачем это сделал.
Алиса уселась рядом со мною, отложила сумочку с планшетом в сторону. Когда-то давным-давно на Алису хищно поглядывал Ворчун, поскольку под его определение подходящей девушки та подходила, пусть и с легкой натяжкой.
Проблема была не в стройной фигуре, с этим у Алисы было в порядке и тогда и сейчас. И не в размере груди, пускай по нижней планке, но она благополучно вписывалась в узкий диапазон приемлемости сексуальных интересов моего друга.
Не стал охотиться за ней Ворчун исключительно из-за небольшого роста девушки, признавшись мне в ходе одной из прогулок, что иррационально опасается стать педофилом.
— А у тебя как жизнь, — запоздало проявил вежливость и почувствовал какую-то чувственную тягу к девушке. Паранойя вновь подняла голову, задаваясь вопросом насколько мои чувства действительно принадлежат мне.
Вроде обыкновенное влечение, возможно несколько усиленное парфюмом, воздержанием, фоновым нервным напряжением последних дней… да и что тут говорить, располагающим к этим чувствам внешнему облику Алисы.
— Зубрёжка и тоска, — выдохнула она. — А за пределами этого еще больше тоски без зубрёжки. Все вокруг унылое и неинтересное. Парень был, но оказался редким козлом. Самовлюбленным идиотом с претензиями.
У предков проблемы с бизнесом, им не до меня. С подругами разосралась. Хотя тут мой косяк, конечно. Вывалила на них все оптом, почти как на тебя сейчас. Но ты-то хоть нормальный, только апатичный временами.
Ну как на такое реагировать? Не проводить же сеанс занудного психоанализа. Это не зубрёжка, но тоже тоска обоюдная.
Вот я и обнял её, неожиданно даже для самого себя. Сгреб рукой и прижал к себе. И похоже, что угадал. Алиса рефлекторно дернулась, но как-то очень неубедительно. Внутренний Станиславский произнес сакраментальное “не верю”.
— Забей на всё. Погода хорошая. Ты умная и красивая, только малость задолбанная. Вот и релаксируй. Тебе это полезно. Нервы надо беречь, а себя — любить, холить и лелея…
Констатация того, что я тормоз и так звучит торжественным рефреном. А тут прямо какой-то апофеоз. Потому как меня взяли и поцеловали.