Греческая смоковница (Ягода созрела)

* * *

Светало. На душе было до отвращения пусто.

Кафе на набережной выглядело безжизненным и неуютным. Скатерти были сняты, обнажилось струганное дерево. На столы сиденьями вверх были составлены стулья. Бесчисленные ножки их хмуро смотрели в серое небо. Все это выглядело уныло, в тональности невеселого настроения Патриции.

Патриция подошла к столу, за которым сидела вчера вместе с Томом, поставила сумку и сняла стул. Подумала и сняла три остальных, расставила вокруг стола. Села достала из сумки магнитофон. Включила режим записи.

Пленка бесшумно крутилась. Патриция молчала — подходящих слов не находилось.

Она вздохнула, выключила магнитофон и убрала его обратно в сумку. Подперла подбородок кулачком и уставилась на залив, который уже проснулся. Или не засыпал вовсе — подходили к пирсу и отчаливали катера и яхты, где-то вдалеке слышались крики грузчиков.

Прибежала уличная кошка, села рядом и уставилась на нее. Патриция улыбнулась ей невесело. Так они и сидели вдвоем, никто их не прогонял и не тревожил. Кошка намывалась язычком, Патрицию одолевали тяжелые мысли. Обида и раскаянье, злость и печаль, отвращение и тоска перемешались в душе ее.

Вдруг лицо Патриции осветила счастливая улыбка — с причала шел Том.

Он видел ее и шел к ней!

Вид у него был растрепанный, угрюмый и усталый. Под глазами проступили мешки, вновь появилась щетина, которая по мнению Патриции была ему очень к лицу.

Патриция подумала, что он наверное, как и она, всю ночь не спал.

Он сел к ней за столик. Какое-то время они сидели молча, не глядя друг на друга, уставившись в кажущуюся бескрайней даль залива.

Наконец Патриция повернулась к нему.

— Я рада, что ты вернулся, — нежно и искренне сказала она. — Я никак не могу перестать о тебе думать.

Он смотрел на нее пристально, словно хотел добраться до самой сути ее души, понять кто же она на самом деле.

— Что ты так на меня смотришь? — не выдержала Патриция его взгляда. — Том, поцелуй меня.

Он по-прежнему молчал.

— Не хочешь? — Она взяла его за руку и встала. — Пойдем погуляем.

Он молча встал и взял ее коричневую сумку. В этом Патриция увидела хороший знак.

Они молча миновали причал, где стояла его яхта, долго шли по набережной. Она держала его руку в своей и тихо радовалась этому обстоятельству. Вскоре набережная кончилась — дальше простирался огромный пляж. Полусонный город остался позади. Они шли по безлюдному берегу моря среди огромных валунов.

— Что за игру ты со мной затеяла? — наконец спросил Том.

— Это не игра. — искренне ответила Патриция. — Я в тебя влюблена. Но я не знаю… Я не хочу, чтобы ты не так меня понимал… Понимаешь?

— Не понимаю, — честно признался он. Он не понимал ее, да и невозможно умом понять женщину, тем более немного чокнутую.

— Том, у меня есть разные проблемы… — как бы оправдываясь сказала Патриция.

— Какие?

— Да, например, я сама.

— Да, — согласился Том убежденно. — Мне кажется, это действительно серьезная проблема.

— Ты ничего не понимаешь, — сказала она. — Ты ничего не понимаешь во мне!

— Не понимаю, — честно подтвердил Том.

— Я совсем не то, что ты думаешь.

— Ты… Ты вчера осталась с тем галантерейщиком и спала с ним?

— Да, — призналась Патриция. Хотела сперва сказать ему, что после того, как Том покинул ее, она просидела всю ночь в кафе. Но соврать ему не смогла. И повторила, сорвавшись на крик: — Да, спала! Но так хорошо, как с тобой мне не будет ни с кем.

Они сели на камни. Он молчал.

— А почему ты вернулся? — спросила Патриция.

— Не знаю.

— Почему ты не можешь принять меня такой, какая я есть?

— Я даже не знаю какая ты! И кто ты!

— Я сама не знаю. Я пытаюсь это выяснить. В любом случае — я не то, что ты обо мне думаешь, Том. Ты меня так и не поцеловал. Неужели не хочешь?

— После него не хочу.

— Том, а что ты хочешь? — Она положила руку ему на плечо и хотела заглянуть ему в глаза, но он смотрел под ноги.

Она взяла его правой рукой за подборок, чуть приподняла и поцеловала.

Они посмотрели друг на друга.

Он потянулся к ней губами, руки его висели безжизненно, и поцеловал ее в ответ — одними губами, без ласк, но Патриция чуть не закричала от счастья.

— Я говорю тебе правду, — сказала Патриция. — Ты же знаешь, что мне сейчас нужно быть в Мюнхене, но я сейчас здесь, где пляж — целый мир.

— Как это пляж может быть целым миром? — едва заметно улыбнулся он.

— Когда я с тобой, это для меня — целый мир.

— А что во мне такого интересного?

— Мне нравятся твои мысли, твое тело, нравится, как ты реагируешь на все. Как ты злишься на меня, — попыталась объяснить Патриция. И уткнулась ему головой в грудь. — Мне было так плохо!

— Я неправильно сделал, что уехал вчера?

— Не знаю. Но мы с тобой по-прежнему любим друг друга? — с надеждой спросила она. — Или, может быть, нет? — добавила она со страхом.

— Сними рубашку, — неожиданно сказал он.

— Что? — удивилась она.

— Сними, — повторил он, снял через голову свой свитер и посмотрел прямо ей в глаза.

Она с готовностью расстегнула пуговицы и, не отрывая глаз от него, медленно стала снимать рубашку. Неожиданно снова накинула и запахнула.

— Что-нибудь не так? — спросил он.

— А ты не хочешь сам меня раздеть?

Он отрицательно помотал головой.

Она сняла рубашку и выпятила вперед свою красивую грудь.

— А теперь что? — спросила Патриция.

— А теперь, — сказал Том, — прикоснись пальцами к груди.

— Зачем?

— Потому что я тебя прошу, — серьезно ответил он.

Она повиновалась.

— Так?

— Да. Теперь погладь их.

Он внимательно смотрел на нее.

— Ты ведь не в первый раз так делаешь? — наконец сказал он.

— Конечно нет, — улыбнулась она. — А что такое?