Греческое сокровище

— Помнишь, я говорил в Афинах, что хорошо бы найти в десятники шахтера? А шахтер сам нашел нас. Это Георгиос Фотидис, здешний грек. Он семь лет проработал в Австралии на рудниках. Затосковал по дому, вернулся, женился на молоденькой девушке из соседней деревни. Взял без приданого, сидел без работы. Я тут же нанял его, узнав, что он имеет опыт в сооружении тоннелей. Он отлично знает свое дело. Ночует в нашем втором домике.

Взяв ее за руку, он спустился к широкой траншее и представил ей Фотидиса. Тот снял свой шлем, приложил руку к сердцу и склонился в низком поклоне.

— Фотидис, — обратился к нему Генри, — объясните миссис Шлиман, что вы делаете.

— С радостью, доктор Шлиман.

Его греческий был безупречен, причем это был почти язык образованного человека.

— Мы поднимаемся с равнины, миссис Шлиман, до отметки сорок шесть футов, где, по мысли доктора Шлимана, станем на материк. После этого мы пойдем поперек холма, на соединение с бригадами Макриса и Деметриу, они идут с северной стороны. Когда мы встретимся, наша траншея опояшет по ширине весь холм на уровне материка. На уровне гомеровской Трои. Таково намерение доктора.

— И доктор уже не передумает, — мрачновато протянул Генри. — Пойдем, Софья, на северный склон, посмотрим, как там.

Переваливая через холм, они подошли к месту, где еще одна бригада крошила земной покров с двадцатишестифутового утеса: тут, полагал Шлиман, таится троянский акрополь. Холм, словно скорлупой, был покрыт наносной почвой в возрасте от трех до четырех тысяч лет. Внутри же было ядро, скальная гора, на которой стояла первая Троя. Этот орешек и хотел попробовать на зуб Генри Шлиман. А скорлупу выплюнуть.

Не сделав и двух шагов по плато, Софья подняла глаза и увидела такое, от чего у нее подкосились ноги.

— Матерь божья! Это явь или сон?

— Красивые, правда? — ликовал Генри. — Я попросил пока не выбирать их из земли, чтобы ты увидела их in situ.

Зрелище и впрямь ошеломляло: наполовину отрытые, в траншее стояли в ряд десять оранжевых пифосов [21] . В высоту они, видимо, достигали семи футов и имели пять футов в тулове.

— Генри, что это? Для чего они использовались? И почему стоят рядком, да еще так высоко?

21

Большой глиняный сосуд яйцевидной формы для хранения преимущественно вина и зерна. — Прим. перев.

Генри удовлетворенно хмыкнул.

— Глядя на эту земляную стену, трудно поверить, что перед тобою улица, даже несколько улиц с остатками домов на них. А в этих великолепных пифосах хранили масло, воду, пшеницу, ячмень…

— Но как же добирались до этих запасов? По лестнице, что ли?

— Совсем наоборот, любовь моя: опускались на колени. Она оторопело взглянула на него. И тут сверкнула догадка.

— Ты хочешь сказать, что они были зарыты в землю?

— Непременно. Обычно дом состоял всего из одной комнаты. Внеси в нее эти пифосы—и семье придется спать на дворе. Поэтому они зарывали их в один ряд по самое горлышко перед очагом.

Новое потрясение ожидало ее, когда они спустились на сорок шесть футов ниже плато: она увидела первые штрихи великого замысла Генри, первые контуры рабочей площадки. Землекопы Деметриу спустили траншею сверху, с плато; по крутому северному склону наперерез ей подвели свою траншею рабочие Макриса. Вместе они выбрали уже свыше пятнадцати тысяч кубических ярдов земли. Площадка подрезала холм уже на сто пятьдесят футов; с этого плацдарма люди Шлимана будут сокрушать земляную преграду, укрывающую — Генри в это свято верил — цитадель, некогда защищенную могучими каменными стенами, которых не одолела даже десятилетняя осада ахейцев. Здесь должна быть и дорога на равнину.

— Генри, неужто я стою на земле гомеровского Илиона?

— Я, во всяком случае, в этом убежден. Понимаешь, — воодушевился он, — в первую очередь нам нужно найти стены. Сядем на этот уступчик.

Он достал из кармана сюртука «Илиаду» и зачитал место из разговора Посейдона с Аполлоном:

Позабыл ты.Сколько трудов мы и бед претерпели вокруг Илиона.Мы от бессмертных одни? Повинуяся воле Кронида,Здесь Лаомедону гордому мы, за условную плату,Целый работали год, и сурово он властвовал нами.Я обитателям Трои высокие стены воздвигнул,Крепкую, славную твердь, нерушимую града защиту.Кроме того, мы ищем двустворные ворота.

О них сказано чуть дальше. Вот:

Царь Илиона, Приам престарелый, на башне священнойСтоя, узрел Ахиллеса ужасного: все пред героемТрои сыны, убегая, толпнлися: противоборстваБолее не было. Он зарыдал — и, сошедши на землю.Громко приказывал старец ворот защитителям славным:«Настежь ворота в руках вы держите, пока ополченьяВ город все не укроются, с поля бегущие: близокГрозный Пелид. их гонящий! …Но, как скоро вбегут и в стенах успокоятся рати.Вновь затворите ворота и плотные створы заприте».

Они вернулись в дом. Усердием Яннакиса их ждал горячий обед.

— Плита. — гордясь собою, объявил он, — она работает. Сделал муссаку, рисовый плов, отбивные в вине. Печь работает, испек буханку греческого хлеба.

Генри распечатал бутылку своего любимого турецкого вина.

— Выпьем за находки великие и удивительные!

— За это стоит. За этим мы и приехали сюда. Но сначала я хочу выпить за счастье в этом доме, что ты выстроил для нас.

— А счастливы, — он твердо посмотрел ей в глаза, — мы будем тогда, когда предъявим всем троянский акрополь. Это образумит маловеров.

«Что ж. верно, — подумала она, — счастье нашего брака зависит от того, найдем мы Трою или нет. Только обижаться не на что: я знала, на что иду».

После обеда он увел ее в рабочую комнату показать, что они накопали, пока она оставалась в Афинах. Он не разобрал находки по материалу, сложил кучками по общему месту залегания, керамику, камень, кость.

— Мы открыли подпору из известняка с галькой, она явно предназначалась для того, чтобы придать устойчивость зданиям на холме. Земля за подпорой стала твердой, как камень. Там же мы нашли остатки домов и вот эту кучу вещей: диоритовые топоры, пращевые ядра, кремневые ножи, ступы из лавы, этих прелестных мраморных идолов с головой совы и без оной, глиняные грузила-пирамидки, терракотовые ракушки…

— Утром я возьмусь за их расчистку. Сделаю обмеры, составлю описание. Я привезла порядочно рыбьего клея и алебастра.

— Очень хорошо. Работы тебе здесь хватит.

— Но я хочу и копать!

— Пойдем на компромисс. С утра работай со мной на площадке, а после обеда оставайся дома — веди записи, приводи в порядок мои статьи для лондонской «Тайме» и «Аугсбургер альгемайне».

На полках она обнаружила серебряную брошку, формочку для отливки украшений, поврежденный сосуд с прелестной росписью, почерневшие бронзовые иглы, копье из меди. Легкими пальцами она трогала диоритовые молотки, керамику — иссиня-черную, коричневую, желтую; аккуратными стопками грудились блюда, рожденные на гончарном круге, вазы с мужскими лицами и вазы неведомых им дотоле форм, двудонные кубки, похожие на бокалы для шампанского, черный кувшин, высоко задравший свой птичий носик, пустые погребальные урны, полные корзины черепков, расписанных удивительно живыми красками, глиняные печати с какими-то надписями, треногий кувшин, по-видимому изображавший собою женщину, поскольку в положенном месте были груди.