Грех боярышни, или Выйду замуж за иностранца

– Он не звал меня обратно, не хотел видеть?

– Твой отец не такой как другие прочие бездельники, он занят важными и полезными державе делами и им отдает всю душу. К тому же ты долго жила вдали от него, он еще не обвыкся. Ты должна понять его и простить, - Наталья Андреевна вздохнула, - Таков бабский удел - понимать и прощать. А домой тебя очень скоро позовут.

– Почему вы так думаете, тетушка?

– Потому что к хорошему человек привыкает быстро, а вот обратно к плохому для него вернуться - мука мученическая , - в ответ на недоуменный взгляд Вари, она пояснила.
– Три дня твое семейство сидело вовсе не евши, дворня после твоей выучки не осмеливалась по каморам шнырять, а тебя не было, чтобы распорядиться. Потом матушка твоя спохватилась и распорядилась, только уж по-своему. Прошлась по подклетям, выгребла все, что за эти дни подпортилось и отправила на поварню стряпухам, чтоб, значит, добро не пропало. А тут как на грех государь к вам в дом по-свойски пожаловал, велел себя обедом кормить, все тот пир вспоминал, что ты в прошлый раз устроила, говорил, что хочет поесть вкусно. Петр Алексеевич откушал, а что дальше было, ты и сама сообразишь. Государь злится, а Никиту с Алешкой даже царский гнев не страшит, так им животы схватило. Через скорбь живота твоему батюшке в разум прояснение вошло, заметил он, что как дочь в доме, так порядок в доме, как дочь из дому, так и порядок вместе с ней. Вчера повстречал моего Иван Федоровича, звал к себе наливочек испить, а дядюшка твой, не будь дурень, ему и говорит: "Какие у тебя, Никита Андреевич, наливочки, коли Варя твоя уже почитай неделю у нас живет! Сами себя они, что ли, спроворят?" Так что жди, еще с недельку батюшка гонор подержит, а там и явится за тобой.

– Тетушка, что же вы не сказали, что дома все больны?

– Чтобы ты не помчалась их, дураков, выхаживать! Ты вон и сейчас бежать готова. Сядь, успокойся, и без тебя поправились.
– Княгиня помолчала, - Когда отец позовет, вернешься?

Варя обняла Наталью Андреевну, прижалась к плечу:

– Тетушка, родная, я вас люблю и до гроба благодарна буду, но сами знаете, надобно мне вернуться, без меня они пропадут. Только вернусь я не просто так, а с крепким уговором.

– О чем же уговариваться будешь?

– Чтобы быть мне хозяйкой в доме, и здесь и на Москве, и в вотчинах, делать свое дело беспрепятственно, а то я хозяйство тайком веду, словно на базаре кур ворую. А еще хочу, чтобы мне дозволили учиться политесным наукам, пускали в ассамблеи, как других дворянских дочек, и дозволяли наряжаться как сама желаю, а не как матушка велит.

– Хорошо, на том и стой, дитятко. Ты только не горячись, как срок придет, я сама с братом говорить стану.

Тетушкино пророчество сбылось через десять дней. Умаявшись за день, - политесная наука оказалась нелегкой - Варя рано легла спать. Разбудили ее резкие гневные голоса, доносившиеся снизу, из залы. Варя вслушалась. Легко различался голос тетушки, а вот вторым был голос ее отца. Сон мгновенно слетел. Подкравшись к лестнице, боярышня попыталась разобрать, о чем говорят, но до нее доносился лишь слитный гул беседы. Вдруг раздались шаги, и Варя едва успела заскочить в свою комнату и нырнуть в постель.

Вошла тетушка.

– Вставай, Варенька, твой батюшка приехал. У него сегодня гости были, матушка твоя их приняла от души, теперь он не знает как визитерам в глаза глядеть, - Тетушка ехидно усмехнулась, - Спускайся вниз, только новых платий не надевай, одень то, в чем ко мне пришла, не след отца сразу пугать.
– Наталья Андреевна направилась в двери, но неожиданно вернулась, обняла Варю, перекрестила, - Держись, дитятко, теперь только тебе решать, как твоя жизнь дальше обернется.

С трудом отыскав старый летник под ворохом платьев, Варя заплела косу, спустилась вниз и остановилась в дверях залы. Там уже находились четверо: тетушка с мужем и Никита Андреевич в сопровождении Алешки. Похоже, только что здесь шумела жаркая баталия. Наталья Андреевна и ее брат вид имели несколько встрепанный, глядели друг на друга недобро и были удивительно похожи как друг на друга, так и на передравшихся котов. Боярин отвел пылающий взгляд от сестры и остановил его на дочери:

– Явилась, строптивица! Из дому сбежала, мои седины опозорила, мать чуть до смерти не уморила. Ну-ка, живо, домой, а не то плеть возьму и до самых ворот гнать буду, чтобы знала свое место.

Привычный страх перед родительским гневом охватил все Варино существо. Она уже готова была пасть на колени перед отцом, умолять о прощении, клясться, что больше никогда, никогда... Остановил ее лишь холодный голос тетки:

– Замечательно, брат, просто замечательно, - говорила та, - Предполагается, что после подобного обращения она должна и впрямь домой бегом побежать, навстречу новым обидам и поношениям.

– Она моя дочь и обязана дочерний долг выполнять!

– Как брюхо подвело, так ты про дочерний долг вспомнил! Где ты был, когда надо было отцовский долг исполнять?

– Когда же я долгом пренебрегал? Какие такие обиды и поношения она в родительском доме видела? Бредни избалованной девчонки!

– Богородице, дево, дай мне силы! Что же ты, братец, под родительским долгом понимаешь?! Дочь на посмешище собственной рукой выставить, а потом ее же за то и наказать!?

– Да как, сестрица, ты смеешь мне указывать, что с собственной плотью и кровью делать!? Да я...

– А ну-ка оба молчать!
– негромкий голос Ивана Федоровича прозвучал гулко и весомо, мгновенно заставив спорщиков утихнуть. Князь Иван был молчуном от природы, но может быть именно поэтому те редкие слова, которые он выпускал на свет Божий имели некий особый вес и значение. Еще не было случая, чтобы слова князя Мышацкого были пропущены мимо ушей теми, к кому они обращались. Вот и сейчас сила его голоса заставила улечься страсти.
– Оба сядьте!
– Вскочившие в пылу ссоры брат и сестра медленно, будто не своей волей опустились в кресла.
– А ты, Варенька, - голос князя помягчел, - не стой у двери как чужая, заходи, сядь рядом со мной, - Варя прошла в комнату, присела на краешек стула, защищающим движением князь взял ее за руку, - Теперь слушай меня, Никита Андреевич! Дочь тебе Бог дал такую, что любой бы гордился да радовался подобную иметь. Как она в дом твой возвратилась, так и свой дочерний долг, и долг супружницы твоей на свои плечи взяла и выполняла истово, без жалоб, не прося ни наград, ни благодарностей. Ты же ей ответил небрежением и забвением. Запамятовал, видно, что как Господь повелел детям слушаться родителей, так и родителям наказал печься о детях. Даже в заботах о доме твоем ей препятствия чинились, тайком приходилось тебя же и ублажать, у последней девки больше власти было, чем у боярышни Опорьевой. А что ты сделал, когда пришел ее черед, как и всем дочерям дворянским, царский приказ выполнять, в ассамблею явиться? Не помог, не подготовил, как кутенка слепого на растерзание насмешникам отправил! Когда над ней царская свита потешалась, разве был у нее защитник? Кончил ты вообще срамотой - дочь за собственную провину наказал!

– В чем же я виноват, Иван Федорович, - боярин и сам не заметил как стал оправдываться, - Я ведь не думал и не гадал, что так обернется.

– В том и виноват, что не думал! Ты отец, тебе и соображать! В общем, кругом ты не прав, боярин!

– Что ж вы при детях моих меня срамите, власть мою родительскую колеблете!

– Не мы, ты сам свою власть поколебал, когда долг отца перед дочерью позабыл, - вновь встряла Наталья Андреевна, - Вот что, братец, коли хочешь чтобы дочь к тебе вернулась, обещай крепко, да побожись, что выполнишь ее условия, а не то не отпущу ее, будет с нами жить. Ты очами на меня не сверкай и не грозись, мне ты не указ. Коли родительской волей попытаешься ее из нашего дома забрать, я к Петру Алексеевичу пойду, посмотрим, кого он выслушает. Ты у него после того обеда, что без Вари готовился, не в великом фаворе!

Никита Андреевич зло пыхтел, но понимая, что крыть нечем и если он вновь хочет заполучить хозяйку в дом, надо соглашаться, махнул рукой:

– Ин ладно, Господь с вами, говорите, чего вы там удумали!

– По первому делу, - обрадовано зачастила княгиня, - чтобы все хозяйство и весь припас и ключи ты открыто Варваре передал и власть над дворней ей вручил. Здесь, и в Москве, и в вотчинах чтобы все знали, что она полноправная хозяйка. Тогда она будет дом вести и будет у вас все ладно.

– Хозяйкой хочет стать!? А мать как же!? Нет, на это я согласиться не могу! У каждого в доме свое место и на чужое зарится нечего. Супруга, а не дочь в доме хозяйка, ей дом вести, припасы делать, дворнею командовать.

– Тогда пусть Прасковья это и делает, а Варя более не станет у матушки за спиной, тайком да в вечном страхе трудиться, чтобы чистоту соблюсти, тебя с сыном накормить, гостей принять. Со мной поживет, мне поможет, я ее работу хоть замечать и ценить буду.

– Да как же я Прасковье скажу, что она более не хозяйка?

– А ты не говори ничего, она и не заметит, - подсказала Наталья Андреевна.

Никита Андреевич вспомнил вкуснейшую кулебяку, что ел когда дочь была дома, вспомнил столь плачевно закончившийся недавний визит царя, взглянул в молящие глаза измученного сына и согласился.

– Ладно, пусть будет как вы хотите! Ну, теперь-то можно домой ехать!?

– Погоди, братец, это еще только первое условие было, есть и второе, - остановила его княгиня, - Второе условие таково: чтобы ты дочери учителей нанял: танцы, языки, европейское обхождение изучать, и дозволил ей, как всем девицам благородного сословия, в ассамблеях являться, танцевать, с кавалерами беседовать. Чтобы ее этим не попрекал, препятствий не чинил, а напротив, потребными нарядами ее обеспечил, и не по Прасковьиному вкусу, а какие Варя сама выберет.