Грех боярышни, или Выйду замуж за иностранца

– Моя!
– торжествующе воскликнул Джеймс и тут же отлетел к стене от крепкого пинка. Перед его носом взметнулся вихрь юбок и Варя отскочила к двери.

– Убирайтесь вон!
– прошипела она разъяренной кошкой, - Даже сейчас вы..., даже сейчас!

– Барбара, леди Барбара, - бормотал Джеймс, выпутываясь из опрокинувшейся лавки, - Я не хотел ничего плохого... Выходите за меня замуж!
– выпалил он и сам испугался своих слов.

– Я вам не Барабара, я Вар-ва-ра, - процедила Варя. Ее пальцы скорчились как когти хищной птицы, ей явно хотелось вцепиться Джеймсу в физиономию, - Отправляйтесь к вашим Барбарам и с ними "не хотите ничего плохого"!
– Тут до нее дошел смысл его последней фразы. Она резко вздохнула, выпрямилась, отыскивая утраченное равновесие духа, и с суховатым смешком произнесла, - Вы не теряетесь, сударь мой, даже в жены зовете, лишь бы своего добиться, - С чопорным достоинством он направилась к выходу, бросив через плечо, - Будьте любезны одеться и покинуть наш дом, и не возвращаться сюда никогда, слышите, никогда!

На лестнице Варе еще удавалось сохранить самообладание, но добравшись до светлицы она упала на постель и разрыдалась. Сегодняшней ночью она перестала обманывать себя. Ничто не ушло, ничто не изменилось. Безумно, до смерти испугавшись за него, а потом прижимаясь к нему в блаженном сознании, что он живой, реальный, здесь и сейчас рядом с ней, она поняла, что по-прежнему глупо и безнадежно, отчаянно любит Джеймса Фентона, и нет для нее иного счастья как смотреть в веселые, ласковые и такие лживые глаза настойчивого любителя поразвлечься.

Глава 19

Нынешнее утро было так похоже на предыдущее, что Варе подумалось, не были ли все события ночи лишь безумным сном. Отличия заключались в ракурсе, поскольку вчера Варя пыталась войти в поварню, возвращаясь от Никиты Андреевича, теперь же хотела выйти из нее, направляясь к нему. Но и сегодня, как вчера двери закупоривал глотающий рассол Алешка. Варя привычно перехватила жбан с огурцами, приготовившись ждать пока мужчина соизволит очистить проход, но, видать, вчерашняя ночь оказалась безумной не только для нее. Увидав ее краем глаза, Алешка немедленно вынырнул из бадьи, огладил волосы и несмело улыбаясь, спросил:

– По здорову ли, сестрица?

Варя оторопело воззрилась на него. Алешка шагнул в сторону, освобождая дорогу. Подозрительно поглядывая на брата, Варя бочком протиснулась мимо, пробормотав:

– Благодарствую, братец, - и направилась к отцу, напряженно обдумывая, что же такое пил вчера Алешка и нельзя ли его поить этим ежедневно. Оказалось, что сегодняшние чудеса лишь начинаются. Проходя мимо матушкиных покоев Варя с изумлением увидала как Прасковья Тимофеевна отвлеклась от беседы с очередным юродивым только для того, чтобы пожелать доброго утра и ласково улыбнуться дочери.

Спасаясь от странностей, Варя нырнула в комнату отца, но и здесь все было необычным. Как правило, неопохмелившийся Никита Андреевич встречал дочь хмурым страдальческим взором, расцветая лишь при виде соленых огурчиков, но сейчас первая его улыбка досталась Варе и лишь вторая - жбану.

К вечеру Варя уже была в полном изнеможении, ибо родные и близкие взялись извергать на нее внимание бурным потоком. На поварне, в коморах, в чуланах, в сенях и на огороде отец, мать или брат вырастали за ее спиной, уговаривая не застудить горлышко, не натереть ручки и не натрудить спинку. На ее вопрос о причинах столь нежной заботы она получила лишь невразумительный лепет Прасковьи Тимофеевны о челяди, что должна за хозяйством приглядывать, а красавице-дочке след в горнице сидеть, шелками шить. Поэтому въехавшая на двор карета Мышацких была воспринята Варварой аки Божья милость. Целуя тетку, Варя тихонько спросила:

– Чудные дела у нас в доме творятся сегодня. Не ведаешь, что с родичами моими сталось?

Тетка по-девчоночьи хихикнула:

– Знаю, все знаю. Вести самые добрые, - она потрепала племянницу по щеке, - Вели подать чего-нито в отцову комнату и приходи.

Когда следом за нагруженной подносом девкой Варя вошла к отцу, ее уже ждали. На излюбленном месте под образами торжественно надувала щеки Прасковья Тимофеевна. За столом, нависая над всей комнатой, расположился довольно жмурящийся Никита Андреевич, а вдоль стены рядком сидели тетка, дядя и Алешка. Установленный в центре стул явно поджидал саму Варвару. Чувствуя себя крайне неуютно, она уселась и обвела вопросительным взглядом всю честную компанию. Боярин звучно откашлялся:

– Вот какое дело, дочка. Ты уж взрослая девица, собой видная, хозяйственная, новомодное обхождение знаешь, женихи вокруг тебя так и вьются. Так не пора ли и замуж, а то долго ли до греха?

Слова отца потрясли Варю. Она часто думала о замужестве, говорила о нем как о желанной доле, но все же представляла брак делом отдаленным, о котором гораздо приятнее мечтать, нежели столкнуться наяву. Она смиренно проговорила:

– Али я чем не угодила, батюшка, что вы меня гоните?

– Что ты, Варя, я о твоем же счастье пекусь, ты как раз в возраст вошла, пора тебе уж судьбу решать. Говори-ка, кто из женихов тебе люб?

Перед мысленным взором Вари предстала длинная череда ухажеров: чрезвычайно знатных, достаточно богатых, в меру образованных и безнадежно скучных в сравнении с... Никаких сравнений! Разозлившись на себя за глупые мысли о некоем недостойном предмете, Варя подумала, что замужество для нее сейчас лучший выход и кротко ответила:

– Кто вам мил, батюшка, тот и мне люб. Может Михайла Инехов, али лучше Андрюша Мосальский или вот еще Глебов Федор Алексеевич, хоть и постарше будет, а человек весьма достойный.

Лукавая улыбка заиграла на губах Натальи Андреевны. Боярин усмехнулся и чуть ли не игриво произнес:

– А что насчет Петра Алексеевича скажешь?

– К-какого Петра Алексеевича?
– заикаясь пробормотала Варя.

– Романова, Петра Алексеевича!

И глядя на обалдевшую Варину физиономию, все семейство покатилось со смеху.

– Ай, Варька, ай, молодец, - хлопнул себя по колену Алешка, - Такой чести дому принесла, - он шутовски поклонился ей, - Здрава буди, государыня-сестрица!

– Петр Алексеевич что, сватов заслал?
– спросила Варя.

Все снова захихикали.

– Ну, сватов не сватов, а вчерась как ты ушла, Меньшиков с Нарышкиным сказывали, что ты государю крепко в сердце запала. Вот теперь ты, Варенька, у меня умница, вот теперь ты нам всем чести прибавила, вижу, истинное мое дитя, настоящая Опорьева. Ты только у государя перед носом чуток повертись, все наше будет! Ух, мы далеко пойдем, куда там Милославским с Нарышкиными, - боярин потряс кулаком, - Всех к ногтю приберу!

Оцепенев, Варя застыла на своем стуле. Вокруг нее бушевали грезы и мечты: семейство строило планы. Алешка уже бросал в бой полки, да где там, целые армии. Никита Андреевич азартно примеривался к приказу Большой казны. Иван Федорович несмело заикнулся о дозволении вернуться в вотчину, но под пристальным взглядом жены заговорил о посольской должности в Париже. Даже Прасковья Тимофеевна что-то бубнила о княгине Долгорукой, которая уж теперь не осмелится в церкви локти растопыривать.

Варины губы беззвучно дрогнули, пересохшее горло не смогло издать ни звука. Она вновь попробовала заговорить.