Грехи отцов наших
Шрифт:
Я подошел к его креслу и поставил флакон на столик, стоящий рядом. Он зачарованно следил за моими движениями.
— Здесь вполне достаточно для того, чтобы свести счеты с жизнью, — сообщил я оцепеневшему священнику. — Если человек примет все сразу, то просто заснет и не проснется.
Он оторвался от созерцания склянки и медленно проговорил:
— Вы обо всем подумали…
— Да. Это единственный выход из положения, который пришел мне на ум.
— Стало быть, вы хотите, чтобы я лишил себя жизни?
— Ваша жизнь кончена. Вопрос лишь в том, какой принять конец. Выбор за вами.
— А
— Вы напишете записку о том, что безмерно скорбите о безвременно ушедшем сыне и не видите для себя возможности продолжать жить дальше, как будто ничего не случилось. В конце концов это недалеко от истины, не так ли?
— А в случае моего отказа…
— …во вторник утром я отправлюсь в полицию.
Несколько раз подряд он глубоко втянул воздух, потом потер ладонью лоб и сказал:
— Неужели вы считаете, что я недостоин жить дальше, мистер Скаддер? Ведь я исполняю высокую духовную миссию и, смею надеяться, я хороший священник.
— Не спорю.
— Я не рисуюсь и не выгораживаю себя, но я искренне думаю, что несу в мир идею добра. Неужели с моей стороны дурно продолжать проповедовать эту идею?
— Нет.
— К тому же я вовсе не преступник. Согласен, я убил… эту девушку…
— Венди Хэннифорд.
— Да, я ее зарезал, однако не надо делать поспешные выводы. Вы все разузнали и с легкостью обрекли меня на смерть. Но известно ли вам, каким мучениям я подвергался, сколько бессонных ночей провел, преследуемый бесом-искусителем? Тысячу раз я давал себе слово перестать ходить к ней, но шел снова и снова — с бритвой в кармане, раздираемый страстным желанием перерезать ей глотку и искренним ужасом перед возможностью совершить это страшное преступление! Что вы можете знать о том кошмаре, в котором я жил последнее время?
Я опять промолчал.
— Да, я ее убил, но что бы ни случилось, никогда не совершу подобное вновь. Так неужели же вы серьезно считаете, что я представляю угрозу для общества?
— Конечно.
— Но почему?
— Для общества разгуливающий на свободе преступник всегда представляет угрозу.
— Но в чем же смысл? Ведь если я сделаю то, чего вы от меня ждете, никто даже не узнает, что я убийца и понес наказание за совершенное убийство.
— Об этом буду знать я.
— Значит, берете на себя роль судьи и присяжных? Так я понимаю?
— Нет, не так. Эту роль возьмете на себя вы.
Смежив веки, Вэндерпол тяжело откинулся на спинку кресла. А мне смертельно захотелось допить виски, но фляга уже покоилась в кармане куртки. В голове что-то ухало, ломило затылок, словно я и не принимал аспирин.
— Мистер Скаддер, поверьте, я не хватаюсь за соломинку, но, как человек глубоко верующий, осуждаю самоубийство.
— Я тоже.
— Вот как! Это любопытно.
— Я говорю правду. Если бы относился к этому иначе, давным-давно лишил бы себя жизни — на это были свои причины… Но, с моей точки зрения, существуют и большие грехи.
— Например, убийство?
— Вот именно.
Священник открыл глаза и в упор посмотрел на меня.
— Скажите, мистер Скаддер, вы считаете, что я несу в себе злое начало?
— В этих нюансах я не большой специалист, хотя и частенько размышляю, что есть
добро, а что — зло.— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.
— Ну, если на то пошло, мне кажется, что вы руководствовались — в какой-то мере, конечно, — добрыми намерениями. Вы сами посвятили этому свою проповедь.
— И я вымостил ими дорогу в ад?
— Не мне судить, какая дорога куда ведет. Скажу лишь одно: на своем пути вы оставили немало жертв. Ваша супруга покончила с собой. Любовница зарезана. Сын сошел с ума и повесился в порыве раскаяния в том, чего никогда не совершал. И теперь вы сами должны решить, сеете ли вы добро вокруг себя или зло.
— Итак, — устало проговорил Вэндерпол, — вы намерены отправиться в полицию во вторник утром?
— Да, если буду вынужден это сделать.
— И будете вечно хранить молчание, если я соглашусь добровольно уйти из жизни?
— Да.
— Понятно. А как же насчет вас, мистер Скаддер? Чей вы, так сказать, представитель — добра или зла? Вы ведь наверняка не раз задавали себе этот вопрос.
— Случалось.
— И каков же ответ?
— Ответ достаточно противоречив. Когда как.
— Я имею в виду — сейчас, в случае со мной. Как вы чувствуете себя, заставляя меня совершить самоубийство?
— Я вас не заставляю.
— Разве?
— Конечно. Я разрешаювам совершить самоубийство, то есть даю вам право выбора. А это, согласитесь, разные вещи. С моей точки зрения, вы будете последним идиотом, если не сделаете этого, но заставить вас я не вправе.
Глава семнадцатая
В понедельник я проснулся очень рано. В вестибюле купил свежий номер «Таймс» и прочел его в кафетерии, поглощая яичницу с беконом. В колонке происшествий подробно рассказывалось о том, что в Восточном Гарлеме обнаружили тело таксиста. Бедолагу убили ломом сзади, в одно из отверстий перегородки, отделяющей его от пассажиров. Я мрачно потряс головой: теперь огромная аудитория читателей будет знать о новом способе убийства таксистов с целью кражи небогатой выручки…
Позавтракав, я отправился в банк и положил на свой текущий счет половину «премии», полученной от Хэннифорда. Оставшиеся пятьсот долларов взял наличными и в ближайшем почтовом отделении захватил бланк-извещение на денежный перевод. Потом вернулся к себе, пододвинул телефон и набрал номер Аниты.
— Привет! Я тут решил послать тебе кое-что из моего гонорара.
— Зачем? Я же ничего не прошу.
— Ничего, это ерунда. Купи что-нибудь мальчикам. Как они?
— Спасибо, Мэт, они в полном порядке. Жаль, что сейчас оба ушли в школу. Они расстроятся, что не смогли поговорить с тобой.
— Не люблю я эти телефонные разговоры. Многого не скажешь. У меня появилась другая идея. Я могу достать билеты на замечательный матч в пятницу вечером. До «Колизея» ты подвезла бы их сама, а после игры я посажу их в такси. Спроси, когда вернутся из школы, согласны ли они, ладно?
— Зачем спрашивать? Мэт, ты же знаешь, что они обалдеют от счастья, а мне не составит труда их привезти.
— Прекрасно, я постараюсь добыть билеты на лучшие места.
— Подождать, пока билеты будут у тебя на руках? Или, может, хочешь сказать им сам?