Греховная невинность

Со временем его все реже мучили ночные кошмары, в которых он совершенно голым стоял у алтаря перед прихожанами.

Однако женская половина паствы по-прежнему с пугающей регулярностью видела во сне эту же самую картину.

Пастор стоял на залитом солнцем церковном крыльце, а прихожане один за другим подходили к нему, чтобы поблагодарить за проповедь и обменяться рукопожатиями. Миссис Снит, почтенная мать семейства, остановилась перед ним, сияя улыбкой. Эта достойная дама воспитала пятерых сыновей, и все ее отпрыски, успешно женившись, добились неслыханных успехов в карьере. Впрочем, под строгим матушкиным надзором они бы не осмелились сплоховать. Теперь миссис Снит возглавляла целый батальон женщин, известный как Суссекское общество попечения о бедных, и видела свое призвание в том, чтобы творить добро и наставлять на путь истинный всякую заблудшую душу, какая только попадется ей в руки. Она как-то призналась Адаму, что ее самое заветное желание – увидеть чудо, настоящее чудо. В беседах с другими прихожанами миссис Снит называла нового пастора «образцовым священнослужителем», что заставило самых закоренелых скептиков отбросить последние сомнения в его непогрешимости.

– Чудесная проповедь, преподобный. Возлюби ближнего своего – прекрасное наставление на все времена, но часто следовать ему бывает ох как непросто. Надеюсь, на будущей неделе вы придете к нам на ужин. Мы обсудим предстоящий аукцион и другие зимние празднества.

В Пеннироял-Грин планировалось провести серию благотворительных мероприятий по сбору средств в пользу бедных: аукцион, городской бал и более многолюдное празднество, на которое дамы собирались пригласить гостей из соседних городов. Миссис Снит со своим комитетом занимались организацией торжеств, однако им то и дело требовались советы и одобрение пастора. Дамы оказывали поистине неоценимую помощь в многообразных делах прихода, требующих постоянного внимания и заботы.

Но, будучи незаменимыми, они и святого могли вывести из себя. Весьма пикантное сочетание, по мнению Адама.

– Я бы ни за что не упустил такую возможность, миссис Снит, – почтительно заметил он.

– Моя племянница из Корнуолла приезжает погостить, она присоединится к нам за ужином, – как бы невзначай обронила почтенная матрона.

Разумеется, кто бы сомневался…

– Буду рад познакомиться еще с одним членом вашей семьи.

– Она замечательная рукодельница. Ее вышивки просто бесподобны.

– Должно быть, вы очень… гордитесь ею.

Адам невольно запнулся, потому что именно в этот миг увидел хрупкую, миниатюрную женщину рядом с другой, огромной, как медведь. Та, что поменьше, сонно моргала и щурилась на солнце, будто вышла на свет из подземелья. И неудивительно. Луч света, словно указующий перст Божий упал на нее во время проповеди, и Адам заметил, что она крепко спит, слегка привалившись к «медведице». Мало того, она, кажется, еще и тихонько похрапывала, судя по трепещущей вуали у нее на шляпке.

Никогда прежде никто не засыпал на его проповедях. До Адама донеслись обрывки разговора.

– Забавно, что ты у нас вдруг стала знатоком правил хорошего тона, Хенни, но когда священник выглядит как…

– …понятия не имею, что значит «чопорный», но оставим в стороне мудреные слова. Я просто изголодалась по зрелищам, с тех пор как мы приехали сюда, если вы понимаете, о чем я, миледи. Так что будьте так любезны…

– …не хочу привлекать к себе внимание, Хенни, а ты знаешь…

– Вам понравился мед, преподобный? – Миссис Кранборн проскользнула на место миссис Снит и, лучезарно улыбаясь, обращалась к Адаму.

– Мед… ах да, еще раз благодарю вас за щедрый дар, вы очень добры.

Пастору вечно преподносили банки с медом, вареньем, яблочным джемом и всевозможными целебными мазями. Адам подозревал, что подобным способом ему намекали, насколько приятнее стала бы его жизнь, решись он вручить бразды правления женщине. Однако преподобный, по выражению его тетушки Изольды Эверси, оставался «опасно неженатым». Впрочем, чувства тетушки можно было понять, учитывая, сколько хлопот и волнений доставили ей в свое время сыновья, Колин и Йен. Самого же Адама вполне устраивало положение холостяка. Правда, на смену кошмару, в котором он видел себя голым у алтаря, пришел другой, где он плыл по дому священника, утопая по шею в черничном варенье, и, добравшись наконец до выхода, обнаруживал, что дверь наглухо зашита разноцветными нитками, а посередине аккуратными стежками выведена надпись: «Благослови Господь наш дом».

К его удивлению, маленькая дама и «медведица» подошли ближе.

Миссис Кранборн бросила взгляд на огромную женщину в темном саржевом платье, вздрогнула и невольно попятилась, изумленно округлив глаза.

Адам впервые внимательно посмотрел на леди, которой наскучила его проповедь. Ее внешность поражала обилием ярких цветовых контрастов: черные локоны на висках оттеняли белый алебастр щек, а ярко-зеленые глаза сияли, как два изумруда, под дымчатой вуалью, свисавшей со шляпки. Элегантная накидка лежала изящными волнами и соблазнительно колыхалась при каждом движении. Лишь самые лучшие портнихи способны достигнуть подобного совершенства – уж это-то Адам знал. Стоявшая перед ним женщина казалась нереальной, словно сошедшей со страниц книги. Определенно, ее можно было назвать красавицей. Но Адама привлекала красота иного рода. Ему нравились женщины земные, простые и бесхитростные, вроде Дженни, дочери леди Фенимор, чьи непослушные волосы не могли удержать никакие шпильки. А эта особа казалась замкнутой, накрепко запечатанной и сияющей глянцем, точно банка с вареньем.

– Надеюсь, преподобный, вы не сочтете мой поступок неподобающим, поскольку нас должным образом не представили друг другу. Я лишь хотела поблагодарить вас за проповедь. – Взгляд, которым она одарила свою компаньонку-гренадершу, явственно говорил: «Ну что, довольна?», словно она произнесла это тоже вслух. – Я графиня Уэррен, а это моя камеристка, Хенриетта Лафонтен.

Графиня Уэррен… имя женщины отозвалось эхом в мозгу Адама. Какое-то смутное воспоминание царапнуло память. Определенно, он что-то слышал о ней. Внешность дамы говорила сама за себя, поэтому его не удивил ни ее титул, ни столичный выговор – чеканные согласные и ленивые, протяжные гласные звуки. Эту разновидность языка Адам называл про себя лондонским ироничным диалектом. Казалось, ничто, ничто в целом мире не способно вызвать у леди Уэррен интерес, поэтому она смотрит на всех равнодушным, насмешливо-снисходительным взглядом.

Однако Адама озадачило, что графиня представила ему свою горничную. Перед словом «камеристка» она сделала едва заметную паузу, словно не могла решить, как же назвать великаншу.

Он учтиво поклонился.

– Рад знакомству с вами, леди Уэррен. Мое имя – преподобный Адам Силвейн. Очень любезно с вашей стороны, что пришли на службу.

Хенриетта почтительно присела в реверансе.

– Ваша проповедь – прямо бальзам на душу, преподобный.

Горничная буравила Адама пронзительным взглядом. Ее маленькие блестящие глазки напоминали черные ягоды смородины, запеченные в сдобном тесте.

– Да, можно сказать, она успокаивает, как колыбельная, – улыбнулся пастор.

Леди Уэррен замерла. На одно краткое мгновение она прищурилась. Большинство не заметило бы этого.

Но Адам заметил.

В следующий миг слабая рассеянная улыбка скользнула по ее лицу, так улыбнулась бы королева крестьянскому ребенку, протянувшему ей маргаритку.

– Еще раз благодарю вас, преподобный, и до свидания. Идем, Хенни.

– До свидания, – вежливо отозвался пастор и, пряча кривую усмешку, отвесил изящный поклон.

Он подозревал, что церковь утратила прелесть новизны в глазах графини. Едва ли капризная дама появится здесь вновь.

Уходя, Хенриетта подмигнула ему.

Глава 2

Ева уселась в карету и хмуро заключила: должно быть, душа ее и вправду так безнадежно черна, что неподвластна ни исцелению, ни духовному обновлению. Во всяком случае, она стойко сопротивлялась проповедям. Заснуть в церкви! Скверное начало жизни в изгнании… то есть новой жизни в Суссексе.