Греховные радости

Все поднялись из-за стола; Александр первым двинулся к выходу из столовой, обняв за плечи Георгину и Кендрика. За ними, держась за руки, шли Энджи и Малыш, а потом и все остальные.

— Давай потанцуем, — улыбнулся Кендрик, предлагая руку Георгине. — Весь вечер хочу сказать, что ты прекрасно выглядишь. А платье у тебя просто бесподобное.

— Да ну, Кендрик, глупости. На таком фоне, как Энджи и Мелисса, я должна казаться заурядной дурнушкой. — Она бросила заинтересованный взгляд на свое отражение в одном из высоких окон: на ней было длинное, плотно облегающее фигуру платье из белого крепа, с косым разрезом: «Прямо как у Джинджер Роджерс», — сказала Мелисса, когда в первый раз увидела его.

— Не говори так, Георгина, а то я буду вынужден сделать вывод, что ты нарочно напрашиваешься на комплименты. В жизни не слышал такой чепухи. Да ты вдвое красивее любой из них. Они как… как маленькие яркие орхидеи, а ты похожа на холодную, аристократичную лилию.

— Что ж, спасибо. — Георгина немного чересчур поспешно улыбнулась ему в ответ. — По-моему, ты и сам сегодня очень недурно выглядишь. Костюм у тебя просто потрясающий.

— Спасибо, — скромно ответил Кендрик. Он был не в смокинге, как все остальные мужчины, но в настоящем фраке двадцатых годов, с белым галстуком, и в высоких, на шнурках, ботинках в стиле Фреда Астера; когда он приехал, на нем были еще плащ и цилиндр. — Это все я купил прошлой зимой в Гринвич-Виллидж.

— А почему тебе так нравится одежда, чем ты это объяснишь?

— Мне нравится все, что доставляет зрительное удовольствие. Дома. Картины. Одежда. Ты, — добавил он, глядя ей прямо в глаза и улыбаясь. — Георгина, да расслабься ты, пожалуйста. Не понимаю, что с тобой в последнее время происходит. Я что, тебе больше не нравлюсь?

— Ну что ты, Кендрик. — В глазах ее, как всегда, легко и моментально, появились слезы. — Ты мне нравишься, конечно же, нравишься.

— Ну вот, опять плачешь. Господи, сплошной кошмар. А теперь-то в чем дело?

— Не знаю. Просто я себя как-то странно чувствую. Очень переживаю и волнуюсь. Наверное, это потому, что сегодня такой день.

— Ну, в таком случае простительно. Разрешаю попереживать. При условии, что твои волнения добрые. Я хочу сказать, благорасположенные ко мне. О боже, ты только посмотри на Энджи: по-моему, она крепко взяла в оборот этого вашего высокого соседа. Как ты думаешь, она сможет заставить его в себя влюбиться?

— Мне кажется, Энджи способна кого угодно заставить в себя влюбиться, — серьезно ответила Георгина, — но в данном случае я ее понимаю. Мартин похож на человека-загадку, какой-то он одновременно и страдающий, и… романтичный, как мне кажется. Он как будто знает какую-то очень глубокую и темную тайну, и притом такую, которую никогда никому не раскроет.

— Ну, если кто и сможет выудить у него эту тайну, так это Энджи, — резюмировал Кендрик. — Следи за собой, Георгина: минуту назад ты еще выглядела нормальной и веселой.

Она танцевала с Александром, когда к ним, протягивая вперед руки, словно для объятий, слегка нетвердой походкой подошла Энджи.

— Прекрасный вечер! Спасибо, что вы меня пригласили. Я себя почувствовала прямо членом семьи.

— Вы и есть член семьи, — отозвался Александр. Он явно испытывал к Энджи сильную симпатию. Георгину это раздражало и на протяжении всего вечера казалось ей чем-то вроде ложки дегтя в бочке меда.

— Да нет. — Энджи покачала головой. — Не совсем. Я ведь еще не миссис Прэгер, мне до этого еще очень далеко.

— Может быть, и так. Но я всегда воспринимал вас как члена нашей семьи. И Вирджиния считала вас одной из самых близких своих подруг. И я не забыл, как хорошо вы к ней относились. Так что… добро пожаловать назад.

Георгина смотрела на Александра во все глаза. Обычно он не был столь уж общителен, а в самые последние годы стал почти патологически стеснительным. Возможно, сейчас в нем прорезалась обходительность потому, что Энджи была частью и его прошлого, и это в какой-то мере вселяло в него спокойствие и уверенность.

— Доставьте мне удовольствие, разрешите пригласить вас на этот танец, — сказал он. — Георгина, дорогая, ты не возражаешь?

— Нет, конечно, — ответила Георгина, испытывая невероятное смущение. Она оглянулась вокруг, отыскивая взглядом, на кого можно было бы переключиться, и тут увидела миссис Викс, которая энергично, так, что ее сверкающие юбки разлетались в стороны, отплясывала с Кендриком.

— А ваша бабушка, Энджи, веселится вовсю, — заметила она.

— Да, — улыбнулась Энджи. — Спасибо вам всем, что вы и ее тоже пригласили.

Александр обнял Энджи, и они очень медленно закружились вместе под музыку; Георгина с некоторым смятением в душе смотрела, как Энджи всем телом прижалась к Александру, положив голову ему на грудь. Она явно была сильно пьяна.

Увидев, как она притянула голову Александра вниз и принялась что-то шептать ему на ухо, Георгина отвернулась.

Она подошла к одному из окон и стала смотреть в парк.

— Какая-то машина по Большой аллее едет, — произнесла она вдруг. — Интересно, кто это решил приехать в час ночи?

— Да кто угодно, — заметил подошедший Малыш.

— Пустите, я взгляну. — Макс принялся всматриваться в приближавшийся свет фар; он был очень бледен.

— Ты что, Макс, кого-нибудь ждешь? — Энджи с любопытством уставилась на него.

— Нет. Нет, никого.

К подножию парадной лестницы подъехала и остановилась машина; это был очень большой белый «даймлер» Из нее вышел какой-то мужчина и поднял голову, обводя взглядом дом.

— О господи, — пробормотал Макс.

— Что такое? — спросил Александр. — В чем дело, Макс, что здесь происходит? Дайте-ка я пойду выясню.

Он открыл дверь и посмотрел на лестницу и на стоявшую внизу машину. Георгина и Кендрик двинулись за ним следом.

Приехавший мужчина был очень высок и крепкого телосложения; одет он был в длинное пальто, наброшенное прямо на рубашку, и в ковбойские сапоги; секунду-другую он смотрел вверх, на приближавшегося к нему Александра, потом широко улыбнулся и медленно пошел ему навстречу. Дойдя до самой верхней ступеньки, он протянул руку:

— Лорд Кейтерхэм?

— Да. Чем могу служить? Заходите.

— Спасибо.

Мужчина вошел в дом; Георгина посторонилась, пропуская его, и пристально на него поглядела; она испытывала необычайно сильный страх и сама не понимала, что могло стать его причиной. Она на ощупь поискала руку Кендрика; тот взял ее ладонь в свою и сильно сжал, чувствуя охвативший ее страх и тоже не понимая, чем он вызван. Мужчина говорил с американским акцентом; когда он вошел, стало видно, что у него сильный загар, удивительно голубые глаза; что широкая, тщательно отмеренная улыбка обнажает идеальные зубы; что он полноват, что его светлые волосы уже тронуты сединой, а сапоги поношены и со стоптанными каблуками.