Гремучий Коктейль 7

А потом он облизал свои пальцы. Меня аж передернуло.

— Ладно, Кейн, давай перейдем к делу, — посерьезнел волшебник, — Ты можешь о многом догадываться, но на одних догадках мы бы долго не проговорили. Здесь требуется рассказать кое-какую историю. Начнем мы, пожалуй, с гримуара Горизонта Тысячи Бед. Знаешь, я когда-то был его владельцем…

Пока всё Общество искало Бесконечную Книгу Правил, хитроумный Дракарис сразу усомнился в том, что предполагаются банальные прятки. Что Игра, знание о которой попросту нарисовалось у них в голове, кончится после того, как кто-то из Общества возьмет в руки книгу или гримуар. У подобного «развлечения» не было смысла, а он, по убеждению Дракариса, должен был присутствовать. Игра представилась ему тестом, проверкой, вызовом. Игрой против другого разумного.

Поэтому он (Кто или что он? Секрет!) начал искать не книги, а явления. Намеки. Подсказки. Он коллекционировал истории о странных происшествиях, о нехарактерных тварях из порталов, легенды, слухи и мифы. Так он вышел на гримуар Горизонта Тысячи Бед, таинственную книгу, оказавшуюся в башни возле трупа архимага-дурачка, живого Источника магии, из-за которого померла целая куча других волшебников.

— Книга проснулась, устроила кавардак, а затем заснула, оставив меня разбираться с последствиями, — снова улыбался Дракарис, — По её воле творилось невозможное, причем, на всех уровнях бытия. События, случайности, материя — всё это трансформировалось самым причудливым образом… но! Далеко не так, как в последний раз. Далеко не так, как с тобой, Кейн.

— И поэтому ты решил, что я избранный и меня надо убить? — сделал вывод я, — Просто потому, что рост и вес вернулись ко мне?

— Не совсем верно, — посерьезнел «Дмитрий», — Верно, но с небольшим нюансом. То, что ты избран Книгой — это неоспоримо. Всё, что она делала, всё, как она себя демонстрировала, говорит о том, что обратное изменение — это последовательность. Категорически не то, что она обычно делает. Полностью, совершенно, абсолютно. Это даже не намек, а крик на весь мир. Крик, который мог услышать только я. Игра подходит к концу, Кейн Дайхард. Раньше я думал, что ты мой соперник, тот, кто тоже понимает Книгу, но теперь я убежден, что ты её фигура.

— И?

— И, если тебя подвергнуть смертельной опасности, то Книга может дать еще подсказку! — хлопнула в ладоши эта сволочь, вновь скалясь как умалишенный, — Только, видишь ли, очень сложно тебя этим опасностям подвергать, если ты будешь как придурок скакать по миру и стрелять бандитов. Разумеется, я мог бы организовать удар по твоей супруге в маленьком уютном Аркендорфе, но, взглянем правде в глаза — что бы это дало? Ты бы обиделся. Стал бы еще более непредсказуемым и мобильным. Поэтому я пришёл договориться. Полюбовно. Предсказуемо. Тем более, что это возможно. Тебе не нужна Книга, тебе нужен этот засранный Сердечник. Я — твой лучший шанс. Более того, Кейн, я с удовольствием прислушаюсь и к другим твоим просьбам, буде они появятся. Почему бы и нет?

Человек уговаривает таракана особо не бегать, чтобы было удобнее прихлопнуть его тапком. Абсурдно, но только на первый взгляд, только для таракана, у кого нет ничего. А наш таракан довольно семейный. Но предсказуемость? Это требует ответных мер.

— Я услышал твои доводы, — кивнул я, — Сначала такой вопрос… говорит ли тебе что-то заклинание, известное как «Шар Ашара»?

Этого Дракарис точно не ожидал. Заморгав, он углубился в собственные воспоминания, а через несколько минут, поджав губы, признался, что нет. Не говорит.

Хорошо.

— Тогда второе, — кивнул я, — Перед тем, как мы приступим к обсуждению своих интересов, хотя я до сих пор не понял, в чем нужда тебе спешить…

— В том… — закатил глаза мой собеседник, — … что я отношусь к фракции, желающей прервать Игру! И, задекларировав свои намерения, теперь обязан показать результаты! Кроме того, не забывай, как именно воспринимаются движения Книги! Конец Игры близок! Если она поменяет мир и всё начнется заново — в проигравших останутся все!

— Хорошо, я понял, — принял я аргумент, — Тогда я хочу жабу.

— Что? — впервые на подвижном лице человека, ранее не выдававшего ни малейших эмоций во время нашего общения, промелькнуло истинное удивление, — Что ты сказал?

— Я. Хочу. Твою. Жабу, — отчеканил я, наслаждая зрелищем.

Предсказуемость, значит? Ну, это ты точно не смог бы предсказать, ушлепок!

Глава 7

Жабу мне не дали. Три часа переговоров, в ходе которых были применены элементы шантажа, торга, угроз и фальшивых как цыганское золото обещаний, всё это не окупилось ничем… ну, кроме изначально мной запланированного. Настороженность лжедмитрия росла вместе с моей настойчивостью, так что в итоге пришлось сдаться, оставив телокрада над остывающей половиной второй пиццы в мучительных раздумьях. Естественно, посвященных вопросу «а зачем русскому князю понадобилась гигантская жаба?».

Что и хорошо. Мне же пришлось по возвращению в Аркендорф заняться куда более неприятным делом, заключающимся в подвешивании милых маленьких девочек на веревках.

— Фелиция… — задумчиво говорил я, прохаживаясь взад вперед в комнате своего внутреннего мира, — … а я думал, что мы с тобой нашли полное взаимопонимание. Навели все мосты. Что ты идёшь к успеху как даймон и как личность. А что в итоге? М?

Даймон висела, печально покачиваясь и вращаясь, но не отвечала. Видимо, по причине кляпа. Всё, что она могла — это прятать взгляд от меня и умоляюще таращиться на лорда Эмберхарта, что было категорически зря. Алистер изволил пребывать в ледяной, идеально контролируемой, но практически безграничной ярости.

— Знаешь, почему у тебя во рту затычка? — прохладно спросил я её, — Для того, чтобы ты тщательно обдумала, как будешь отвечать на вопрос — почему Дракарис ничего не знает о базовом, первом заклинании моего гримуара, Шаре Ашара. Хотя знаешь, Фелиция, я подозреваю, что если бы я ему назвал остальные заклинания, то его ответ бы не изменился. А теперь, если ты не возражаешь, то я попрошу у лорда Эмберхарта сигарету и выкурю её… не спеша, пока ты обдумываешь ответ.

Она не возражала, правда, испустила глухой стон отчаяния, глядя, как лорд не только выдает мне сигарету из материализовавшейся пачки, но и берет себе.

Мы курим. Неторопливо и в тишине, лишь под еле слышный скрип веревок, на который висит груша, которую вскоре будем кушать. Табак в «эксельсиоре» Эмберхарта крепок и душист, он моментально выдувает из меня нервное напряжение, заставляя собой упиваться. Это настолько приятно, что кажется опасным.

— Почему ты решил сделать ставку на Дракариса? — прерывает молчание лорд.

— Потому что дракон вцепился в гритбол как младенец в игрушку, — тут же отвечаю я, — Эта ящерица никак не тянет на полноценного партнера. Высокомерен, жаден, слишком увлекающийся. Может быть, он и номер один по дурной силе, но Дракарис единственный, кто пошёл другим путем, и находится ближе всех к победе.

— В игре, о правилах которой никто не знает.

— Именно. Позволь продемонстрировать, — иду я к понуро висящей на веревках девушке и выдёргиваю из неё кляп.

— Я не помнила! — тут же всхлипывает она, — Даже сейчас не помню! Мне казалось, что я всем давала «Шар Ашара»! А теперь… теперь не могу быть в этом уверена!

— Видишь? — спрашиваю я лорда, а затем снова обращаюсь к даймону, — А тот ритуал контракта? Твой наряд? С другими ты это проделывала?

— Не помню! — в голосе Фелиции Краммер дель Фиорра Вертадантос слышится шок и непонимание, — Я… не помню!