Гремучий Коктейль 7

Лежащий под столом Курв, пролезший сюда как Мишель, лишь иронично хрюкнул.

— Вы издеваетесь… — устало выдохнул я, откидываясь на кресле и массируя виски. Стефания вчера вечером отпросилась на пару дней к матери, а столько я ждать не мог. Как и Кристина, которая будет сходить с ума, не обнаружив дочь.

Ну разумеется, как тут не бросить ручку, и не встать на стол для того, чтобы после достаточно ловкого прыжка на папин пах, не погладить расстроенного родителя по голове, пока он хватает ртом воздух? А потом еще и умоститься задом на ногу, чтобы было сподручнее отрывать пуговицу с жилетки?

А нет, она полезла к револьверу в кобуре!

— Три покушения, один дракон, интриган телепортатор… — просипел я, не давая дочери выдрать оружие из кобуры, — Две зачистки гангстерских логовищ… Без царапины. Но один младенец…

— Папа! — меня требовательно дергали за револьвер, а чтобы не особо возражал — уперлись коленкой туда, куда уже был причинен урон.

— Помоги! — просипел я, пуча глаза на кота. От боли меня натурально скрючивало.

Кот, поднявшись с места и встав на краю стола, использовал свои передние лапы, принявшись утягивать ими княжну к себе. Та ворчала, пытаясь отцепить согнутые крюками кошачьи конечности от своей девичьей груди, но силы были неравны. Тем не менее, досадливо брыкнуть ножкой — дело святое, а куда должна угодить пяточка — неважное.

— Да в самом-то деле! — проскулил я, натурально сползая на пол, где и был добит облизыванием собакой.

По крайней мере я так думал, что оказалось в корне неверно. Выскользнувшая благодаря гравитации и потере точки опоры дочь, мягко приземлившаяся со мной под стол, вовсе не думала сдаваться. Тактически грамотно рухнув на коленки, она создала себе достаточную точку опоры, чтобы прибежавший кот её не смог оттащить, а затем, крепко вцепившись мне в воротник, продолжила изъятие оружия. Деморализованный Курвом я, зажав револьвер подмышкой и изнывая от оттоптанных к чертовой бабушке гениталий, пытался перевернуться на живот.

Борьба, впрочем, завершилась победой гравитации — папа тяжелый, пушка застряла, кот тянет назад, Курв пихает толстым задом, одинаково портя жизнь всем вокруг… придётся сдаться.

— Так, — сказал я через пять минут, лежа на полу и глядя в потолок, — Так жить нельзя. Мы едем к маме.

— Папа! Фу!

Я не понял, она вообще общаться умеет или только приказывает? С одной стороны, я бесконечно рад за характер собственного потомка, с другой стороны уже как-то тревожненько.

Один из немногочисленных Истинных Америки проживал в Индианаполисе, куда я, зарядив манамобиль, и двинул, предупредив всех заинтересованных лиц о своем отбытии по разговорнику, когда уже выехал за пределы города. Заинтересованные были резко против, начиная с драконьего «я этого не дозволял» и заканчивая хоровыми стонами городских «как же мы без вас». Да плевать, у меня тут чрезвычайное происшествие.

Это стало своеобразным отпуском. Впереди дорога, дочь рядом на сиденье, зафиксированная спящим вокруг неё котом, собака храпит сзади. Идиллия. Мы даже общаемся, когда самой Алисе надоедает спать и она встает, чтобы обозревать проносящиеся мимо окрестности. Характер общения, правда, хромает — дочь пытается отдавать мне разные команды, а я в ответ рассказываю ей, как у меня тут, в Америке, дела. В итоге звучание родительского голоса постоянно сбивает Тернейшество-младшее с мысли, повышая при этом настроение, поэтому она за неисполнение команд сильно не злится.

Несмотря на то, что между двумя крупными городами было чуть менее двух сотен миль, я никуда особо не спешил, даже останавливался пару раз, позволяя животным размять лапы, а Алисе обозреть окрестности, что она и проделывала с истинно королевским достоинством. Именно эта невозмутимость маленькой дочери, стоящей на ногах и вглядывающейся в мелькающие мимо пейзажи, и натолкнула меня на неожиданную, но очень странную мысль.

Остановившись возле небольшого озера, я повел мой маленький отряд межконтинентальных путешественников к могучей склонившейся иве, растущей неподалеку от воды. Сев у её корней и усадив дочь на колени, я, посидев минут пять спокойно, решился и…

…пощекотал Алису Дайхард.

Пальцами.

За бочок.

Дочь очень медленно повернула ко мне голову и уставилась совершенно неверящим взглядом, даже не моргая от яркости моих глаз. Превозмогая стыд, как будто пукнувший при любимой учительнице четвероклассник, я повторил компроментирующие действия, а затем повторял их до тех пор, пока младшая Дайхард не начала отпихиваться от терроризирующей её руки. Я не сдавался в своих наглых домогательствах и продолжать мучить ни в чем не повинную дочь (почти), пока та, спустя почти десять минут борьбы, не начала сворачиваться клубком, спасая бока и издавать звуки, похожие на хихиканье.

Я продолжал. Сидящий неподалеку Мишлен, наблюдавший всё это действие, пригнул голову и выпучил глаза, натурально разинув пасть в неземном удивлении.

Алиса Дайхард смеялась. Неловко, неумело, она как будто каркала своим детским голоском, но да, это был натуральный смех. Она смеялась, а я чувствовал себя идиотом.

Все грешили на особенности рождения и развития Алисы, но вот обратить внимание на то, что её родители поддерживают чересчур взрослый и малоулыбчивый имидж, никто не обратил. До появления маленьких гоблинш, моя дочь росла в среде, где улыбки были редкостью, а смех не звучал вовсе. Учитывая, как она отличалась от зеленокожих, то не удивительно, что она восприняла все проявления жизнерадостности как видовую особенность своих новых… подчиненных.

Да уж. Надо как можно скорее рассказать об этом жене!

Замученная родным отцом дочь вырубилась, вцепившись в огромного кота, как в спасательный круг, а я, нажав на газ, повез нас в Индианаполис, терзая голову теми же мыслями, что терзает каждый родитель, упустивший нечто элементарное, но критически важное.

Попасть на срочный прием к лорду Стилворту у меня не вышло, его не было дома, но для нужд тех, у кого есть толстый кошелек и высокое положение в обществе, лорд оставил дома одного из своих детей. После месяца Каскадов многие Истинные, пробавляющиеся перемещениями, заработали целое состояние, так что совсем юный подросток, с серьезным видом ожидающий, пока дворецкий семейства утрясет со мной все необходимые дела, хоть и выглядел забавным, но при этом был полностью готов заработать за одно небольшое усилие больше, чем пара-тройка семей простолюдинов за всю свою жизнь.

Договорившись с подтянутым усачом в ливрее о скорейшем отгоне моего мобиля назад в Чикаго, я выписал чек, дождался, пока дворецкий по разговорнику утрясет требуемую цепочку перемещений, а затем, кивнул в знак благодарности важному мальчишке, раскрывшему портал, отправился с ребенком, котом и собакой в путешествие по мирам.

Замученная родным отцом княжна даже и не думала просыпаться, хотя за пару часов мы посетили ледяную пустошь, скалистый фьорд, дворец в джунглях и даже, на сдачу, чтобы оказаться в Цюрихе, вулканический мир. Оказавшись в Европе и услышав по разговорнику волнующуюся супругу, успокоил её, продолжив наше приключение. Лишь в конце, когда я на арендованном автомобиле уже вовсю гнал в сторону не существующего в этом мире Лихтенштейна, Алиса проснулась и, надувшись, попробовала жевать кота. К этому мы были готовы, поэтому животным и князьям достались баварские сосиски, зажаренные на углях, а детям пришлось довольствоваться молочной кашей.

Ну, пока я не отвернулся. Харизмы у урожденной Дайхард оказалось достаточно даже для того, чтобы взглядом вытребовать у бульдога одну сосиску. Не то чтобы это принесло девочке много счастья, всё-таки зубов и силы в челюстях было категорически недостаточно, чтобы нормально жевать, но отнимать с честью добытую еду я не стал, тем более что дочь перенесла на неё обиду с меня. Курв тем временем пытался повторить её успех, клянча пищу насущную у неторопливо обедающего Мишлена, но тот явно не подавал в этот день недели, а широченный пес не мог самостоятельно протиснуться между сидений.