Гренадилловая шкатулка
Шрифт:
Лесной двор — внушительное кирпичное трехэтажное здание в четыре окна по ширине — стоял на северных подступах к Стрэнду, за Эксетерской биржей, между мануфактурной и книжной лавками. Я вошел в похожую на пещеру прихожую, где отсутствовала какая-либо мебель, зато всюду громоздились доски, рейки, щепки и стружка — словом, древесина всех видов. Узкий коридор привел меня к небольшому кабинету, где за старым дубовым столом сидела Элис. Перед ней горел светильник, тут и там лежали исписанные листки, — очевидно, она сочиняла письмо.
Я кашлянул и негромко, так чтобы не испугать ее, объявил о своем приходе.
— Мисс Гудчайлд, какое
— Мистер Хопсон! Вы появились так неожиданно. Я даже не слышала, как вы стучали.
У меня просветлело на душе.
— Наверно, потому, что, спеша увидеть вас, я забыл это сделать.
— Как ваше самочувствие после поездки в Кембридж? Я получила вашу записку, а Фезерби рассказал мне о несчастьях, которые вам пришлось пережить. Я имею в виду смерть вашего друга Партриджа. — Мне показалось, что на ее щеках заиграл румянец. В голосе слышалось участие.
— Я рад, что вы знаете о том, где я был, хотя лучше бы не Фезерби сообщил вам о случившемся. — Фезерби был дряхлый старик, которого Чиппендейл нанял для перевозки товаров и материалов. Более неподходящего человека для передачи столь деликатной информации трудно было представить.
— Должно быть, вы очень расстроились. Я сама была потрясена известием о его смерти. Партридж наведывался сюда время от времени, когда ему требовалось что-либо особенное.
Я кивнул, благодарный ей за сочувствие.
— Я пришел к вам так скоро вот по какой причине, — сказал я, вспоминая, как пренебрег сладострастными объятиями Молли Буллок. — Мне не терпится выяснить, что можно, вот об этой вещице. — Я достал из кармана шкатулку в форме храма и передал ее Элис. — Вы можете определить, что это за дерево? Ничего подобного я не видел.
Элис положила шкатулку возле стеклянного колпака светильника, взяла лупу и, склонившись, стала рассматривать узор дерева, плоскую раздвоенную крышу, точеные колонны, резные капители и карнизы. Спустя несколько минут она качнула головой, взяла со стола шкатулку и вернула ее мне.
— Точно сказать трудно — свет тусклый, но мне кажется, я тоже подобного не встречала, хотя, будь здесь отец, он наверняка смог бы определить.
Вероятно, на моем лице отразилось разочарование.
— Можно, я оставлю шкатулку у вас и вернусь завтра, когда вы изучите ее при дневном свете? Мне не хотелось бы причинять вам неудобства, но, боюсь, никто, кроме вас, не сумеет определить породу этого дерева.
Должно быть, мой удрученный вид тронул ее, и, полагаю, ей польстило, что я столь высоко ценю ее способности. Она вновь обратила взгляд на шкатулку и прищурилась, будто роясь в памяти. Внезапно лицо ее просветлело, она посмотрела на меня.
— Возможно, все же я сумею помочь… Подождите немного, пока я закончу письмо, а потом я вам кое-что покажу.
Следующие полчаса, пока она писала, я сидел в кресле и ждал. Ожидание не было мне в тягость. Было видно, что она погружена в свое занятие и совершенно не обращает на меня внимания. Я тем временем с интересом разглядывал ее. На ней был простой наряд — элегантный суконный жакет и юбка густого синего цвета, — который только подчеркивал совершенство ее стройной фигуры. Ее волосы были убраны под белый кисейный чепец, из которого выбивался, падая на плечо, один-единственный локон, переливавшийся сочными оттенками красного дерева. Она писала быстро, выводя буквы крупными размашистыми петлями. Время
от времени останавливалась, чтобы обмакнуть перо в чернила, или смотрела на лампу, словно искала нужное слово или фразу, иногда заглядывала в одну из исписанных страниц.Должен признаться, что под влиянием своего интереса к Элис я уже разузнал кое-что о ее семье у Джорджа Фезерби, престарелого и болтливого возчика. По его сведениям, отец Элис, Джон Гудчайлд, вскоре после внезапной смерти жены покинул Лондон и отправился за границу по делам своего предприятия. Элис осталась во главе лесного двора в Лондоне, хоть и не имела достаточной подготовки для торговой деятельности.
— Вы пишете отцу? — полюбопытствовал я, когда она, спустя какое-то время, подняла голову и перехватила мой взгляд.
— Каждую неделю. В нашем деле много всяких тонкостей.
— Похвально. И он отвечает вам так же регулярно? Она вновь склонилась над письмом.
— Старается. Но доставка его писем зависит от милостей погоды и торговцев, возвращающихся из колоний.
Через несколько минут Элис отложила ручку, собрала по порядку листы — их оказалось шесть, — надписала адрес и запечатала пакет.
— Пойдемте, — сказала она, убирая письмо в карман. — Вот только пошлю брата отправить письмо, и я полностью в вашем распоряжении. Надеюсь, то, что я намерена показать вам, стоит вашего терпения.
Она повела меня через склад, мимо сложенных в громоздкие пирамиды досок, к заднему выходу. Массивная дубовая двустворчатая дверь с встроенной в нее небольшой калиткой открывала доступ во двор, в глубине которого стоял домик со щипцовой крышей. Отодвинув засовы на маленькой дверце, она подхватила одной рукой юбки и, не оглядываясь, резво побежала под мокрым снегом к крыльцу жилого дома. Стараясь не отставать, я неуклюже поспешил следом, сажая комья грязи на свои вязаные чулки.
Ее брат уже вернулся из школы. Он растопил камин в передней гостиной и теперь сидел возле огня, конструируя модель корабля. Корпус уже был готов, мачты установлены, и мальчик крепил такелаж из бумажной ткани.
— Красивый корабль.
— Точная копия «Герцога Портлендского», торгового судна Ост-Индской компании, на котором ушел в море отец, — с гордостью доложил подросток.
— Полагаю, это мистер Партридж подбросил ему идею, — сообщила его сестра. — Как-то недавно он зашел к нам, когда Ричард скучал дома. Чтобы развлечь его, Партридж предложил ему построить модель корабля и показал, с чего начать.
— Меня это не удивляет, — отозвался я. — Он был великодушный человек. Родных у него не было, и он всегда горько сожалел об этом.
— Я и не знала, — заметила Элис. — Как трагична была его короткая жизнь. — Она помедлила, глядя на меня так, будто хотела спросить что-то еще. Потом, вероятно испугавшись, что ее любопытство будет неверно истолковано, повернулась к брату и велела ему отнести письмо. В порту готовилось к отплытию судно Ост-Индской компании, ожидавшее прилива и попутного ветра, и она хотела, чтобы письмо ушло с этим кораблем.
Едва ее брат удалился, она достала ключ из деревянной шкатулки на пристенном столике, вручила мне горящую свечу и повела через холл к небольшой гостиной, обшитой дубовыми панелями. Когда я вошел, меня обдало холодом. В отличие от теплой передней гостиной, где пылал огонь, здесь было студено и сыро. Камин не горел, шторы были задвинуты, мебель укрыта простынями, на которых скопилась пыль.