Греши и страдай

Пусто.

Бездушно.

Только мы.

Мое тело болело, как будто мы ехали несколько дней, и моя голова — черт, моя голова была проклятым осиновым гнездом агонии.

С каждой милей, которую мы проезжали, становилось все хуже.

Я едва мог повернуть шею, чтобы проверить движение. Я не мог видеть, не моргая сквозь черные точки и не подавляя тошноту. Мне пришлось прилагать титанические усилия.

В ту секунду, когда Клео снова окажется в моих объятиях, я потеряю сознание.

И наркотики.

Много-много наркотиков.

Мы не останавливались, пока не проложили путь через город к окраинам. Наши двигатели прорезали застойную тишину, как бензопила по хлебу. Моя кожа покалывала от тревоги и адреналина. Теперь, когда мы были близко, я хотел ворваться в лагерь и забить насмерть ублюдков, которые это сделали.

Я хотел выть и прийти в ярость, не обращая внимания ни на что, кроме как на правосудие.

Свернув в тот же тупик, где я припарковал байк, когда привел Клео, чтобы освежить ее память, мы выехали на заросший травой необитаемый край. Подлесок препятствовал любым попыткам озеленения со стороны муниципальных советов, предлагая естественную защиту, чтобы спрятать байки.

В ту секунду, когда мы заглушили двигатели, теплый воздух окутал мою холодную кожу от долгой езды без куртки. Одежда мужчины, которую украл Хоппер, не вызывала страха и не намекала на мою репутацию безжалостного президента. Спортивные штаны были слишком короткими, и я бы предпочел остаться с обнаженной грудью, чем еще одну гребаную минуту носить ужасную гавайскую рубашку.

— Ты выглядишь как бомж, Килл, — Мо хихикнул, слезая с байка, когда Хоппер спрыгнул с него.

Я бросил на него ледяной взгляд. Даже от этого небольшого движения у меня на лбу выступил липкий пот, угрожающий потерей сознания.

Хоппер слегка улыбнулся.

— Но он прав. Может быть, ты сможешь убить их, заставив смеяться до смерти?

— Заткнитесь на хрен, вы оба, — я зафиксировал руль и перекинул ногу через горячую машину. В тот момент, когда мои ноги коснулись твердой земли, я закачался, как пьяный.

Ночное небо блестело от нашего намерения; сияли серебряные звезды и растущая луна, готовые стать кроваво-красными в ответ.

Грассхоппер прочистил горло.

— Остальные члены клуба уже на своих позициях. Получил сообщение около пяти минут назад.

Медленно повернувшись, чтобы не нарушить неуравновешенное столпотворение в моей голове, я кивнул.

— Хорошо.

Подкрепление было отправлено вперед. Я позвонил, когда мы свалили из больницы.

За все годы, что я был президентом, я лишь дважды призывал их на помощь в бою: один раз, когда отбивался от вторгшегося картеля, и еще раз, когда хотел расширить сферу нашего влияния и поглотить больше клубов под нашим именем.

Каждый раз мои люди сражались храбро и преданно.

Каждый раз они получали щедрые награды.

И сейчас не будет исключением.

Но на этот раз все будет иначе. По-другому, потому что это было началом всего, над чем мы работали. Начало перемен.

«Я хочу большего. Я заслуживаю большего, чем дает этот образ жизни».

— Пойдем, — Мо кивнул, глядя на подлесок. — Чем скорее это закончится, тем скорее мы сможем взорвать какое-нибудь дерьмо и вернуться домой.

Я пытался скрыть свое легкое покачивание и то, как даже темнота причиняла боль моим глазам. Но, конечно, Мо это видел насквозь.

Затем он подошел ближе.

— Ты Президент, Килл. Ты тот, кто дергает за ниточки на этой вечеринке. Но сегодня позволь нам быть впереди, да?

Хоппер замер. Я был хорошо известен тем, что был на передовой. И никогда не просил других делать то, что боялся делать сам. Я покачал головой и сразу остановился.

«Твою мать, это больно».

Я проглотил стон и опустил плечи.

— Обычно я бы замахнулся на тебя за то, что ты несешь такую ерунду. Но... возможно, ты прав.

Честность была слабостью, но это была и сила. Мои люди доверяли мне, потому что я не был глупцом. Если у них была идея получше, я прислушивался. Если у них были причины чего-то избегать, я обращал на это внимание.

И это был один из таких случаев.

Под сапогами Грассхоппера хрустнула ветка, когда он переступил с ноги на ногу.

— Ты по-прежнему босс. Мы не защищаем тебя или пытаемся сделать как лучше, просто сделай нам одолжение и не лезь на рожон.

«Как будто кто-то верит в это дерьмо».

— Мы вернем ее, чувак. И мы уничтожим этих ублюдков, — Хоппер хлопнул меня по плечу.

Я вздрогнул, когда моя головная боль усилилась, но я оценил этот жест. Блять, я ценил все, что он делал, даже если был в ярости.

Я был ему должен.

Если бы не Хоппер, я бы истек кровью или превратился в проклятый кабачок прежде, чем кто-нибудь это заметит. Он был тем, кто появлялся, когда не мог дозвониться до меня по телефону. Он был тем, кто нашел меня, потерявшим сознание.

Мо вытащил пистолет и щелкнул предохранителем.

— Пойдем, — как злой дух, он растворился в деревьях.

Хоппер устремился за ним, оставив меня замыкать позицию — как новичок или какой-то идиотский слабак.

Деревья были сторожевыми собаками.

Тени были карманами смерти, в которых можно было спрятаться.

Мы молчали, слившись с тьмой, когда крались сквозь листья и паутину.

От каждого шага у меня пульсировала голова.

Каждый раз, когда я пригибался, чтобы избежать веток, по черепу плескалась тошнота.

Клео была поблизости, и мы собирались ее спасти.

Это был весь стимул, который был мне нужен, чтобы заниматься своей долбаной работой Президента «Чистой Порочности» и любовника своей женщины.

«Я сильнее, чем чертово сотрясение мозга».

Однако, чем ближе мы подходили к большому деревянному забору, огораживающему «Кинжал с розой», тем больше я боялся, что могу быть не помощником, а помехой. Мо был прав, поставив меня сзади. Мои мускулы дрожали, и холодный пот болезни не утихал. Я с трудом переносил боль ходьбы, не говоря уже о том, чтобы бежать в бой и стрелять из ружья.