Грешница и кающаяся. Часть I

Боязливо следили за ним трое остальных негров.

— Что случилось с этим черным? — крикнул им таможенный чиновник.

— О масса, черная рвота! — ответили они.

Так называется в Бразилии желтая лихорадка.

— Перенесите больного сюда на пароход! — приказал Эбергард.

— Как, граф, вы хотите…

— Оказать больному помощь, прежде чем будет поздно это делать. Оставьте негра на мое попечение, я постараюсь, чтобы ему была оказана медицинская помощь, и привезу его с собой на остров Виллегеньон, где «Германия» простоит до завтрашнего утра; оттуда он, если выздоровеет, может легко вернуться к месту своей службы.

Офицер согласился на предложение графа, тем более что ему самому было весьма неприятно находиться рядом с больным негром. Гребцы таможенной лодки перенесли Марцеллино на пароход.

— Отнесите больного в маленькую каюту рядом с моей! — приказал Эбергард, подходя ближе к несчастному.— Сандок, попроси сюда доктора!

В то время как матросы переносили больного в каюту, Эбергард простился с таможенниками.

«Германия» тронулась в путь и через несколько часов достигла залива Рио-де-Жанейро.

Эбергард спустился в каюту, чтобы осведомиться о здоровье больного негра.

Доктор, еще молодой человек, успокоил его:

— Я дал ему лекарство и велел покрыть одеялами. У него нет желтой лихорадки. Я еще не могу сказать, не разовьется ли в нем какая-нибудь другая болезнь, но мне кажется, что негр будет завтра совершенно здоров. Потрудитесь сами убедиться в этом, господин граф!

Доктор тихо отворил дверь каюты.

Это была низенькая, но очень уютная комната. Под окном из толстого матового стекла находилась постель, прикрепленная к стене. Стул и стол довершали убранство каюты.

Марцеллино лежал на подушках, покрытый одеялами. Этот злодей, душа которого была чернее его кожи, притворился спящим.

Эбергард приблизился к нему.

Марцеллино открыл глаза и стал пристально всматриваться в озабоченное лицо графа Монте-Веро.

— О масса! — проговорил он, сверкнув глазами.— Марцеллино хотел бы знать имя благородного массы!

— Вероятно, тебе теперь лучше? — спросил Эбергард.— Ты крепкий человек, хочешь остаться гребцом на таможенной лодке?

— О масса, это тяжелая работа! Марцеллино хотел бы работать на плантациях сахарного тростника…

— Если будешь прилежным и честным, твое желание исполнится.

— Бедный негр думает, что никто другой не может говорить так, кроме благородного графа Монте-Веро! — проговорил Марцеллино, пытливо вглядываясь в лицо Эбергарда.

— Ты угадал, Марцеллино: я Эбергард Монте-Веро, и ты поедешь со мной!

— Эбергард Монте-Веро? — повторил негр.— Благодарю, масса, бедный негр готов ехать с массой в любую глушь. О, теперь Марцеллино вовсе не болен!

Негр приподнялся на постели, делая вид, что хочет поцеловать край платья своего благодетеля.

— Не делай этого, Марцеллино, ты не раб, а свободный человек, который честно зарабатывает свой хлеб, ты возьмешь себе жену и вместе со своими собратьями будешь работать в моих колониях. Доказать свою благодарность мне ты можешь прилежной работой.

— О, Марцеллино будет делать все, что говорит масса! — пробормотал негр, отбрасывая одеяло.

— Ты должен лежать в постели до завтрашнего утра, а потом вместе со мной отправишься в Рио-де-Жанейро. Я напишу таможенным чиновникам, чтобы они знали, что ты остался.

Марцеллино прошептал слова благодарности, и Эбергард вместе с доктором вышел из каюты.

Граф направился в свою рабочую комнату. Она была невелика, но убрана с комфортом. Вдоль стен ее стояли мягкие диваны.

Над письменным столом из черного дерева, прикрепленным к стене, висела лампа. По обеим сторонам стола в стены были вделаны хрустальные зеркала. Пол устилал дорогой ковер.

Эбергард сел за письменный стол. Начинало смеркаться, за окном все яснее обрисовывался остров Виллегеньон с его укреплениями, освещенными брандвахтенными судами и огнями на мачтах стоявших на якоре кораблей.

Сандок, знавший, что его господин не любит, чтобы ему мешали в эти часы, сидел на палубе, беседуя с Мартином.

Эбергард написал несколько писем, затем сложил бумаги и, закурив сигару, лег на оттоманку головой ко входу, прикрытому портьерой.

Через несколько минут портьера тихо раздвинулась и показалась голова Марцеллино.

Негр увидел графа, лежавшего на оттоманке. Он вынул из фаи, обтягивавшей его бедра, кинжал. Затем, сгорбившись, осторожно ступил сначала одной, а потом другой ногой в комнату, ковер заглушал шаги.

Бросив взгляд на лампу, Марцеллино убедился, что его тень, когда он станет приближаться к графу, не выдаст его. С минуту он простоял в глубине комнаты, ожидая, не подымется ли граф, не заметил ли он его.

Граф не шевельнулся; вероятно, он дремал или был погружен в глубокие раздумья.

Негр с ловкостью кошки бесшумно переставлял ноги.

Еще шаг — и задуманное злодеяние совершится! Негр замер, занеся кинжал над неподвижно лежавшим графом. Но тут Монте-Веро, следивший в зеркале за всеми движениями Марцеллино, быстро вскочил, схватив правой рукой руку злодея, а другой вырвал у него кинжал. Негр не заметил зеркал напротив оттоманки.

— Неблагодарный, почему ты, целуя мою одежду, просил взять тебя в мои колонии? — спросил Эбергард ошеломленного Марцеллино.

Негр понял, что проиграл, и теперь торопливо соображал, броситься ли на колени перед графом и молить о пощаде или вступить с ним в борьбу, полагаясь на собственную силу, но взглянув на кинжал, он резко выдернул руку, выскочил из каюты и, очутившись на палубе, бросился через борт в воду.

Матросы кинулись к борту, но темные волны и беззвездная ночь скрыли беглеца.

Марцеллино тем временем быстро плыл к берегу. План, задуманный Фуксом, потерпел крах.

На утро величественная «Германия» причалила к больверку города Рио-де-Жанейро.

XXIX. ПОХИЩЕНИЕ РЕБЕНКА

Вернемся к той весенней ночи, когда в парке происходили известные нам события и прекрасная Маргарита в отчаянье пустилась в погоню за нищей графиней, которая похитила ее ребенка. Она не могла понять, что побудило старуху на такой поступок, как не могла даже с уверенностью сказать, что это была та самая старая нищая, так как в темноте не могла рассмотреть ее лица.