Грешник

Син стоял на величавых каменных ступенях спиной к особняку Братства Черного Кинжала, влажность, оставшаяся после бури, задержалась в неподвижном воздухе подобно аромату вышедшей из комнаты женщины. Внизу, перед ним простиралась сосново-кленовая лощина, сосны — с пушистыми кронами, клены усыпаны набухающими почками, что со временем и при теплой погоде раскроются, превратившись в цветущие листья, пусть и без аромата и соцветий.

Но близится беда.

Здесь. Из-за гор. Пунцовое сияние пока было скромным, словно холодное темное небо смущалось той радости, с которой оно приветствовало восходящее солнце.

Если он останется здесь, если обратит свои вампирские глаза на смертоносную красоту солнца, то он встретит свой конец. Придется испытать короткое инферно на своей плоти, однако непрекращающаяся агония его жизни закончится.

— Кузен?

Син развернулся. В огромном проеме стояла фигура, свет из вестибюля обрамлял ее подобно божественному свечению. Бальтазар, сын Хэнста, был вполне живым вампиром, но выглядел как призрак. С другой стороны, такова сущность любого вора. Они действуют бесшумно, могут стащить что угодно и не спалиться… никто не узнает, что рука вора побывала в твоем кармане, пока не станет слишком поздно.

— Сейчас иду, — пробормотал Син, снова поворачиваясь к горизонту.

Глаза защипало, а кожа на плечах съежилась, словно он уже стоял под прямыми лучами солнца, что вот-вот должно взойти.

Когда массивная дверь захлопнулась, он порадовался пониманию со стороны кузена. Этой ночью его тальмэн подобрался слишком близко к поверхности, требуя…

— Знаешь, а тебе пойдет загар с кровоточащими ранами.

Син вздрогнул.

— Я думал, ты зашел внутрь.

— Нет, ты просто хотел этого. — Бальтазар прикурил и выдохнул дым, со щелчком закрывая старомодную зажигалку. — И прежде чем повторишь, что уже заходишь, просто знай: я тебе не верю.

— Некому обчистить карманы?

— Не-а. — Бальтазар пренебрежительно отмахнулся. — Я завязал.

Син рассмеялся.

— Ага. Точно.

— Не веришь, что я могу начать с чистого листа?

— Ты был рожден без совести.

— А вот это было обидно.

— Ты даже не чувствуешь, когда врешь.

Бальтазар поднял сигарету.

— И здесь ты ошибаешься. И раз я — ас по части вранья, то и чужую ложь чувствую.

Когда мужчина уставился на него, Сину хотелось сбросить его с горы.

— Для тебя здесь становится слишком жарко, что скажешь?

— Пока ты в норме, я в норме.

— Никогда не испытывал потребность побыть в одиночестве?

— Ну хотя бы сигарету не придется прикуривать. — Ублюдок размял палец. — Тендонит [8] — это вам не шутки.

Син отвернулся и посмотрел на кузена.

— Ты сумасшедший, это ты понимаешь?

— Это не я по доброй воле лезу на барбекю.

— А как еще назвать того, кто стоит здесь только ради моей компании?

8

Тендонит — воспаление сухожилия

— А, ну это не по доброй воле, — Бальтазар прищурился. — Ты толкаешь меня к суициду.

Син медленно похлопал ему.

— Отличный перформанс. А сейчас дуй в особняк, пока не пострадал не за дело.

Когда Бальтазар не сдвинулся с места, просто курил и быстро моргал, отворачивая лицо от восходящего солнца, Син скрестил руки на груди.

— Я не пойду внутрь…

— Ну и ладно, оба станем факелами…

Кто-то открыл дверь и смачно выругался.

— Вы тут чего забыли?

Они оба повернули головы. Зайфер, немыслимо красивый ублюдок, хмурился единственным целым глазом, смотря на них с укоризной, как школьная училка. Другой глаз, который он потерял два месяца назад в бою с лессером, сейчас заменил протез с радужкой в цветах щита Капитана Америка [9] .

9

— Не твое собачье дело, — отрезал Син.

Бальтазар приглашающе махнул рукой.

— Выходи к нам. Я сказал, что зайду только после него.

Зайфер подтянул кожаные штаны и вышел на ступени, хотя его лицо мгновенно раскраснелось, и пришлось прикрыть глаза так, словно кто-то собирался выколоть ему гляделку кочергой.

— Знаете, не видел солнца с самого превращения…

Син проигнорировал желание рассерженно топнуть ногой.

— Такова задумка.

— Тогда зачем ты здесь стоишь? — Зайфер протянул ладонь. — Балз, дашь одну?

Бальтазар предложил свою пачку.

— Ты же не куришь.

— Но так всегда делают, стоя перед расстрельной командой. — Зайфер толкнул Сина локтем. — Огневой командой, да? Ха-ха, обхохочешься.

Син переводил взгляд с одного на другого, пока Бальтазар прикуривал сигарету, а Зайфер…

Давился и кашлял так, словно кто-то дал ему кислородную маску с баллоном, полным выхлопных газов.

— Знаешь, — сказал Бальтазар, похлопав парня по спине. — Ты совсем не умеешь курить.

— Боже, как ты это делаешь? — пробормотал Зайфер, затушив сигарету о подошву ботинка. Выпрямившись, он с шипением отступил назад. — Жарко, слишком жарко…

— Вау! Да у вас тут вечеринка! А меня почему не позвали?

Когда троица повернулась, что пришлось кстати, ведь так лицо Сина отдохнет от жжения… хотя сейчас на его спине можно было жарить яичницу. Сайфон, один из кузенов Сина, вышел из вестибюля с заметным смятением на лице. Хотя там особо ничего не прочтешь, учитывая, что он поднял обе руки и отклонился назад так, словно кто-то любезно протянул ему плутоний.

— Выходи к нам, — позвал его Бальтазар. — У нас коллективное самоубийство, потому что Син не хочет заходить.

— О как. Ну хорошо.

Когда тупой ублюдок слепо перешагнул порог и запнулся на лестнице, Син витиевато выругался, так же сочно, насколько ярко светила сияющая звезда смерти, КОТОРАЯ ПО ЗАДУМКЕ ДОЛЖНА БЫЛА СТАТЬ ПРОБЛЕМОЙ ДЛЯ НЕГО ОДНОГО.

— Народ, да что с вами не так! — Он протер слезящиеся глаза рукавом. — Возвращайтесь в дом!

Чудно, сейчас еще побежали сопли из носа… словно он съел перца на 17 триллионов по шкале Сковилла [10] и закусил все паяльной лампой.

10

Шкала Сковилла является мерой остроты перца чили и других пряных продуктов, что записано в тепловых единицах Сковилла на основе концентрации капсаициноидов, среди которых капсаицин является преобладающим компонентом.

— Ты не понимаешь, — сказал Бальтазар, когда и к его глазам подступили слезы. — Мы были вместе долгие века.

— Мы не оставим своего ублюдка, — сказал кто-то — Сайфон? Непонятно, Сина подводил слух.

Зайфер вроде закивал. Ну или у него случился припадок.

— Ты умрешь, мы все умрем…

На фоне рева, вырвавшегося из особняка, голос Джеймса Эрла Джонса превращался в сопрано, а Гордон Рэмзи казался добрым психотерапевтом.

— Все в дом, живо!

Кор, лидер Шайки Ублюдков, не моргнул при виде солнца. Не отклонился, ощущая жар подступающих лучей, не укрыл лицо. Он являлся смертоносным всадником войны, с заячьей губой и огромной мускулатурой, одним своим присутствием он заставил Сина устыдиться своей выходки.