Грешник

Алекс никогда в жизни не лишался дара речи, но сейчас он был так ошеломлен, что не мог говорить. Глядя на ребенка, он испытал очень странное чувство, что смотрит на женскую версию самого себя в детстве. Волосы у девочки были такие же белоснежные, как у него, когда он был ребенком, и она была длинноногой, как новорожденный олененок.

— Она странная, — сказала женщина. — Не говорит ни слова.

— Может быть, ей нечего вам сказать. — Алекс рассмотрел, какая девочка грязная, и у него возникла ужасная мысль. — Сколько времени она у вас находилась?

— С тех пор, как мне ее привели пару месяцев назад. Как видите, я хорошо о ней заботилась.

Господи помилуй! По-видимому, девочка жила здесь с тех пор, как Сабина прибыла в Эдинбург. Вот бедняжка, наверное, и забыла все слова. Алекс вспомнил, в каком он был отчаянии, просидев в камере всего пару часов, и ему захотелось плакать от жалости к ребенку. Он опустился на колено, чтобы разглядеть девочку поближе. На него смотрели глаза такого же зеленого оттенка, как его собственные. Хотя ее лицо было в форме сердечка, а не с квадратным подбородком, как у него, ее нос был более изящной копией его прямого носа, и у нее был такой же крупный рот с пухлой нижней губой, как у него.

Алекс слышал, что женщина ушла, но не сводил глаз с ребенка. У него возникло странное побуждение прикоснуться к ней. Он улыбнулся, положил руку на ее щеку — и испытал огромное облегчение, когда девочка не вздрогнула, не отстранилась. У нее была нежная кожа малыша. Он представил, как она сидела взаперти в этом ужасном месте столько времени, и у него сжалось сердце. Он заговорил с ней по-французски:

— Мне сказали, что тебя зовут Клер.

Она кивнула. Что ж, возможно, она немая, но, во всяком случае, не глухая.

— Ты знаешь, что означает это имя? — спросил Алекс.

Девочка чуть-чуть покачала головой.

— Яркая и сияющая. Лучистая, — сказал Алекс, растопыривая пальцы веером. В кои-то веки он был рад, что в университете его заставили выучить латынь. — Там, где я живу, мы говорим на гэльском языке, и это слово звучит как Сорча.

Клер — красивое имя, но, по мнению Алекса, оно звучало слишком слабо.

— Сорча — это сильное имя, — сказал он. — Ты не против, если я буду называть тебя так?

Девочка помолчала, обдумывая его предложение, потом медленно кивнула.

— Сорча, ты готова уйти из этого дурно пахнущего места и отправиться со мной в путешествие?

Девочка снова кивнула. Алекс подумал, что она не робкого десятка.

— Нам предстоит большое путешествие, — сказал он. — Я увезу тебя на остров Скай.

Дальше его планы пока не простирались. Алекс понятия не имел, что ему делать с девочкой, когда он доберется до дома.

— Скай — это остров, окруженный морем со всех сторон, — объяснил он, широко разводя руками. — И там красиво, как в раю.

Девочка засунула в рот большой палец, но Алекс видел, что она внимательно слушает. Он поднял ее на руки. Алекс не ожидал, что, взяв впервые на руки свою маленькую дочь, испытает такой всплеск эмоций. Она запрокинула голову, чтобы его рассмотреть, и ее длинные спутанные волосики упали на его руку.

— Ты, наверное, гадаешь, кто я такой. — Он дотронулся пальцем до ее крошечного носика. — Я твой отец.

Глава 24

— Джеймс не самый плохой жених, — сказала за завтраком тетя Глинис. — Он человек степенный, и с ним тебе никогда не придется волноваться из-за других женщин.

«Вот это уж точно», — подумала Глинис. Поскольку ее дядя и тетя не желали слышать, что она вообще не хочет выходить замуж, она сказала:

— Я не могу выйти за человека, который ненавидит море. Мы с ним не уживемся.

Генри посмотрел на племянницу как на сумасшедшую.

— Как одно связано с другим?

Глинис вспомнила картину: Алекс перепрыгивает через бревно, размахивая мечом и бросая другой рукой нож. Даже если бы она хотела выйти замуж, разве она могла позволить кому-то из этих жалких мужчин прикоснуться к ней после Алекса?

— Если Джеймс тебе не нравится, как насчет Тима, серебряных дел мастера? — спросила ее тетушка. — Ты должна его помнить, его магазин был третьим, в котором мы вчера побывали.

К сожалению, Глинис помнила серебряных дел мастера даже слишком хорошо.

— Он ниже меня ростом.

Это было самое меньшее из того, что Глинис в нем не нравилось, но первое, что ей пришло на ум.

— Да, плохо, что ты такая высокая, — сказал Генри, качая головой с таким видом, будто это было большое несчастье. — Но я не думаю, что Тим будет возражать.

— Он бледный, как рыбье брюхо, — вспомнила Глинис. — И у него плохо пахнет изо рта.

— Важно то, что он может очень хорошо тебя обеспечить, — заметила ее тетя.

Глинис была дочерью вождя клана, и если бы она захотела выйти замуж, ее отец дал бы за ней хорошее приданое. Но она не стала сообщать об этом своим эдинбургским родственникам, поскольку у нее возникли подозрения об их невеселом финансовом положении.

— В нашем большом городе сотни торговцев. — Генри встал и вытянул короткие толстые руки. — Мы обязательно найдем такого, который тебе понравится.

После того как он ушел, тетя Пег высказалась вполне откровенно:

— Мы очень рады, что ты нас навестила, но, если ты не собираешься выходить замуж, какие же у тебя планы?

Глинис планировала поселиться здесь в качестве незамужней родственницы, которая старится на чердаке.

— Ты ведь не ехала сюда, рассчитывая жить с нами вечно?

Пег нахмурилась, так что ее брови сошлись вместе. Глинис выпрямилась на стуле. В ее родных краях гостеприимство почиталось священным долгом, и было бы немыслимо выпроводить из дома любого гостя, не говоря уже о том, который приходится близким родственником. Они бы терпели его общество столько, сколько нужно.

— Прошу прощения. — Глинис почувствовала, что краснеет. — Я не собиралась вам навязываться.

— Мы всего лишь хотим, чтобы ты была счастлива. А для этого женщине нужен муж. — Пег мило улыбнулась. — И чем он богаче, тем ты будешь счастливее.

— И вы рассчитываете, что этот богатый муж поможет отцу Томасу в его амбициях? — спросила Глинис.

— Это, конечно, было бы дополнительным благом. — Тетя Пег похлопала Глинис по руке. — Мы не хотим снова обращаться к ростовщикам.

От яркого солнца у Клер болели глаза, но было приятно чувствовать его тепло на лице. Она не могла вспомнить, когда последний раз была на улице. Сидя на плече человека с улыбающимися глазами, она возвышалась над всеми людьми на улице.