Грешники в раю (Любить и беречь)

Наконец ему пришлось остановиться: всего в восьми футах до заваленного в забое шахтера путь был отрезан громадным железным пестом камнедробилки, который уступом навис над Трэнтером, накренившись под тяжестью рухнувшего двигателя машины.

– Вы меня слышите? – позвал Кристи, опускаясь на засыпанный щебнем пол и опираясь на ржавую поверхность песта.

– Да, викарий, хорошо слышу, но вы дурак, что приползли сюда, не в обиду будет сказано…

– Преподобный Моррелл, где вы? – послышался другой голос. – Преподобный Моррелл!

– Здесь, – прокричал в ответ Кристи. – Поднимайтесь без меня, Дженкс! Я знаю обратный путь и, как только смогу, последую за вами.

Дженкс ответил такой руганью, что Кристи порадовался, что не несет за него духовной ответственности, потому что начальник шахты был методистом. Еще минуту или две они кричали друг на друга, приказывая и не желая подчиняться, затем, испустив напоследок страшное богохульство, Дженкс замолчал и, по всей видимости, ушел. Свеча, которую он оставил на стене у входа в галерею, казалась слабым маячком в угольно-черной темноте вокруг, дрожащим светлячком, от которого мало света и еще меньше надежды. Кристи повернулся к нему спиной и достал из кармана молитвенник.

Им с Фоксом больше не приходилось кричать, чтобы слышать друг друга.

– Ваш отец наверху, – сказал он шахтеру почти обычным голосом. Казалось чудовищным быть так близко и не иметь возможности помочь.

– В самом деле? Нелегко ему было туда притащиться. Надеюсь, он тепло одет.

– Как вы, Трэнтер? Вы ранены?

– Пара синяков, и палец на левой руке сломан, больше ничего.

– Что это за место, где вы находитесь?

– Тесное. – Кристи мог представить себе гримасу на обезьяньей мордочке Трэнтера. – Нельзя встать. Могу сидеть, вытянув ноги, но не могу лечь. Есть воздух, и теперь я вижу серое вместо черного из-за вашей свечи. Раньше было темно, как в мешке с углем.

– Мисс Дин говорит, что пошлет вниз команду, чтобы начать откапывать с другой стороны. Они могут добраться до вас через заднюю стену…

– За это время от меня останутся одни кости. Я прокладывал тот проход, где сейчас вы стоите, викарий. Втроем мы копали, долбили, взрывали и продвигались дюймов на шесть в особенно удачные дни.

– Но если они применят взрывчатку…

– Тем скорее они меня убьют. С таким же успехом они могли бы взорвать этот чертов пест, закупоривший меня в этой могиле, но только тогда погибли бы все, а не только я один.

Кристи молчал.

– Прошу прощения, ваше преподобие, но какого лешего вас сюда принесло?

– Поговорить с вами.

– Ну, в этом не было нужды. Если это вы о душе моей печетесь, то вам-то, как никому другому, известно, что это дело пропащее и помощь уже запоздала.

– Вы на самом деле так думаете, Трэнтер? Что Бог вас покинул?

– Больше похоже на то, что это я его покинул.

– Тогда все не так плохо. Вы боитесь смерти?

– Нет. Все умирают.

– Это правда. Но никто не должен умирать в одиночестве.

– Если вы собираетесь облегчить мой конец, дожидаясь, пока я тут не испущу дух…

– Я не имел в виду себя. С вами может быть Бог, если вы захотите.

– Ну, в этом я не особо уверен. Мы с Богом, знаете ли, не слишком-то ладили.

– Но вы молились когда-нибудь?

– Я-то? – Он натужно засмеялся. – Что я мог бы сказать такому почтенному, как Господь?

– Все, что у вас на сердце. Все свои надежды, все страхи.

Наступило долгое молчание. Наконец Трентер тихо сказал:

– Я наврал. Я боюсь умирать. Кристи?

– Да?

– Может, мне исповедаться или как?

– Можно, если хотите.

– И вы можете все мне простить?

– Да.

– Ну тогда ладно, так и быть. – Опять пауза. – Я беспутный, ничтожный червь, презренный жалкий грешник, это уж точно. Я нарушал все заповеди, какие есть в Книге. Хотите, чтобы я во всем сознался вслух?

– Нет.

– Вот и хорошо, а то у меня духу не хватит.

– Вы искренне раскаиваетесь в своих грехах?

– Чтоб мне лопнуть, если нет!

– В таком случае они…

– Но…

Кристи выждал, потом спросил:

– В чем дело?

– Ладно, Кристи, давайте посмотрим на дело прямо. Разве Создатель не знает, что я потому только каюсь, что это последний мой шанс?

Кристи улыбнулся:

– Думаю, он догадывается.

– И что же. Его это не смущает? Если Он знает, что я исповедуюсь потому, что с ума схожу от страха, разве это не вызовет у Него подозрений? Разве это не будет Ему, так сказать, ложкой дегтя?

– Бог не такой, как мы, Трэнтер. Он не держит зла, не помнит обид. Бог есть любовь. Это чистая правда. Он может явиться к нам в последний момент нашей жизни и сказать, что мы не умрем без любви. Его любовь поглощает нашу смерть. Его любовь была с нами при жизни и ждет нас по ту сторону. Если вы можете поверить в это, все ваши страхи исчезнут.

– Да как же это может быть? Разве такое возможно?

В этом полном надежды и безнадежном вопросе Кристи услышал отчаяние доброго, но неверующего человека и подумал об Энни.

– Послушайте меня, – сказал он почти свирепо. – У Бога был Сын, и Он послал Его в мир, чтобы бороться со злом. Враги схватили Его, повесили на кресте и убили Его. И вот теперь связь между Богом и нами – это любовь отца к своим детям. Она никогда не проходит; это любовь до скончания времен. Она обнимает и вас, и меня.

– Вы в это верите?

– Да, я верю. И он верил.

– Кристи, я прощен?

– Если раскаялся, значит, прощен.

Трэнтер затих. Минуты шли, и Кристи показалось, что это тишина умиротворения. Затем он услышал тихий звук, который ни с чем нельзя было спутать: Трэнтер плакал.

– Трэнтер? Поговорите со мной. – Он услышал глухой стук, как будто шахтер бился о стены своей каменной тюрьмы.

– Почему я должен так умирать? – вскричал он. – Сколько это протянется? Я боюсь, что с ума сойду перед смертью. Что, если я обезумею? Я не могу умирать в этой дыре медленно, вздох за вздохом. Почему это случилось со мной? Как мог Бог сделать это со мной, Кристи? Как мне это выдержать?

Кристи ответил единственное, что пришло ему в голову:

– Я вас не оставлю, вы же знаете. Вы хороший человек, Трэнтер, вы сильный человек. Я всегда уважал вас, Трэнтер.