Грешные души

— Мариша… — залепетал Пузаков, втягивая голову в плечи. Густой перегар вырвался при этом у него изо рта, и если хоть какое-то сомнение в виновности мужа еще оставалось у Марины Ивановны, то теперь она, залепив Пузакову первую оплеуху, ощутила себя на сто процентов правой.

Искры полетели у бухгалтера из глаз, потому что за первой плюхой он получил вторую, третью, четвертую. Сутолокина завизжала и, вскочив с лавочки, бросилась бежать. Пузакова, еще раз дав по морде мужу, оставила его в покое и помчалась за проклятой разлучницей. В Сутолокиной было не более пятидесяти килограммов веса, а в Пузаковой — полных семьдесят пять, поэтому об организованном сопротивлении Александра Кузьминична и не мечтала. Впрочем, бегала она тоже плохо. Марина Ивановна настигла ее, сшибла наземь, оседлала и вцепилась в волосы.

— Я тебе покажу, стерва! — орала она так, что во многих номерах проснулись даже те, кто лег спать только под утро.

Сутолокина, придавленная к земле мощным задом Марины Ивановны, судорожно дергалась и верещала. Пузакова же, упоенная местью, с размаху долбила Сутолокину головой о землю. Сзади подоспел Пузаков, ухватил жену за руки и потащил ее прочь от Сутолокиной. Это обошлось ему в несколько оплеух, укусов и царапин, но тем не менее дало возможность Сутолокиной вырваться и убежать в кусты. Всхлипывая, с набухающим синяком под глазом, лопнувшей резинкой на трусах, с исцарапанным лицом, в разорванном халате она прибежала в корпус, где жильцы, слава богу, еще не встали. Валя Бубуева, мывшая пол в коридоре, хотела что-то спросить, но Сутолокина, хлопнув дверью, укрылась у себя в номере. Следом, минут через пять-десять, появились и Пузаковы. Владимир Николасвич шел, словно жертва культа личности под конвоем НКВД — обреченно, но с верой в светлое будущее. Через некоторое время из семейного номера выставили Кирюшу. Он сделал вид, что уходит, а потом тихонько вернулся, сняв тапочки. Как раз в это время начали доноситься звуки хлестких и звонких оплеух, которых было на сей раз не меньше десятка.

«Так. Уже трахаются!» — констатировал Кирюша и пошел искать своего друга Вовочку.

Котов, закончив пробежку, стал вновь отрабатывать удары на мешке. Злости у него на сей раз не было, зато ловкости и точности отчего-то прибыло. Вышедшая из тридцать третьего компания в очередной раз постояла вблизи, полюбовалась…

— Бережет форму мужик, — вздохнул Колышкин, — чисто делает… А мы все пьем, мать его за ногу… Слышь, Лоб, давай завяжем на недельку?

— Давай, — кивнул Никита, у которого было живейшее желание похмелиться, — все ведь уже почти пропили.

— Ну-ну! — хмыкнула Соска, чиркая зажигалкой.

— Надо с этим другом скорифаниться, — развил мысль Андрей, — побегаем вместе, может, ударчик какой переймем…

— А не боишься, что он нас у тебя уведет? — прищурилась Элла.

— Для хорошего человека дерьма не жалко.

— Ну ты хам… — проворчала Соскина. — Обижусь!

— Ой-ой, — ухмыльнулся Колышкин. — Обижайся, только к вокзалу ты больше не ходок, лады?

— Да она шутит, Андрюха… — добродушно хлопая Людмилу по заду, сказал Лбов. — Не дура же она, в самом деле.

— Шучу, шучу… — прошипела Соскина.

— И глазками не зыркай, дурочка, — ласково потрепав ее по щеке, улыбнулся Колышкин, — ведь выдавлю глазки-то, если что.

Соскина притихла, Элла тоже. Они знали, что Колышкин — человек строгий и ссориться с ним опасно для здоровья.

— Пошли купаться, — распорядился Колышкин, убедившись, что бунт на борту подавлен в зародыше.

Котов как раз заканчивал свою тренировку.

— Ну что, пора переходить к водным процедурам? — приятельски подмигнул ему Андрей. — Лихо работаешь! Не хочешь искупаться?

— Как раз собирался, — улыбнулся Котов. Блестя вспотевшей, уже основательно загоревшей кожей, он подошел к компании.

Колышкин представил своих спутников и добавил:

— А меня Андрюхой зовут…

— Очень приятно. Владик, — пожимая руки рэкетирам, сказал Котов. — Через стену живем, а только на третьи сутки знакомимся.

Чиркая глазками по лицу и торсу Котова, Элла спросила:

— Сколько ж тебе лет, Владик?

— Если скажу, что восемнадцать, поверишь?

— Для восемнадцати слишком взрослый.

— Ну, тогда пятьдесят, — пококетничал Котов.

— Нет, тут перебор. Максимум тридцать, — подыграл Котову Колышкин. — Угадал?

— Угадал, — кивнул Котов, — тридцать плюс восемь.

— Нормально! — уважительно произнесла Элла. — Точно, больше тридцати не дашь.

— Значит, ты на десять лет меня старше, — вздохнул Колышкин, — а смотримся на один возраст. Вот что значит молодость, убитая на спорт.

— Бокс? — прикинул Котов.

— Точно. До камээса дошел, один сильный в бошку — и все.

— Сошел?

— Сошли. Говорят, не хотим тебя хоронить, если еще раз пропустишь. — Надо заметить, что Колышкин говорил сущую правду. С тех пор как его выгнали из бокса, он еще ни разу не пропускал нокаутирующих ударов, зато нанес их изрядно.

— А ты, наверно, качок? — спросил Котов у Лбова.

— Есть маленько. А у тебя по каратэ какой пояс?

— Зеленый. Пятый дан. Впрочем, теперь я только пытаюсь держать форму, на татами года три не был.

— В общем, все мы — отставной козы барабанщики, — рассмеялся Колышкин. — Но я бы не прочь подучить пару приемчиков. Сейчас, сам знаешь, даже днем себя неуверенно чувствуешь.

— Глядя на вас, не скажешь, — заметил Котов. — Мальчики вы не маленькие!

— Вдвоем — оно конечно, — вздохнул Колышкин, — но когда идешь один и видишь шоблу человек в десять… К тому же когда знаешь, что тебя могут разок приложить по маковке…

— Понятно, — кивнул Котов. — Против десяти мне, правда, не случалось, но кое-что, конечно, показать могу. Пока не состарился совсем!

— А кроме каратэ чем-нибудь занимаешься, сэнсей? — спросил Лбов. — В смысле работаешь где?

— Так… — неопределенно ответил Владислав. — Немного — наукой, немного — бизнесом.

— Бизнесом? — Колышкин украдкой переглянулся со Лбовым. — И по какой части?

— Компьютерные программы.

— Жаль, но ни черта в этом не понимаю, — сознался Колышкин. — Компьютер у меня есть, игрушки всякие — тоже, но… Мне надо показывать, какие кнопки нажимать…

— Я тоже люблю в компьютер играть, — поддакнул Никита, — когда в зал прихожу, отлипнуть не могу. Особенно если там всякие «бои с пришельцами», «ниндзя»… Интересно!

— Ты москвич, по всему видно, — подала голос Шопина.

— Да… А вы все здешние?

— Почти, — кивнул Колышкин, — в общем-то у нас тут родни много.

— Заур Бубуев, например, — шепнула Шопина Соскиной, и обе хихикнули.

Как раз в этот момент все пятеро дошли до пляжа.

— Благодать! — стягивая майку, сказал Колышкин. — Ну что, на тот берег?

— А у вас как с моторесурсом? Хватит? — улыбнулся Котов.

— У меня — надеюсь, а вот Никитушке придется покараулить девушек, в плавании он не силен… Побултыхайтесь здесь, ребятки!

Поплыли. Колышкин пытался было держать темп, но скоро сдох.