Грешные души

— Прекрасная, — ответил Котов, — освежает, но не студит…

Дубыга ликвидировал модель и обратился к Тютюке:

— Принцип понятен?

— Так точно!

— Тогда давай посмотрим реальную картину…

Пока черти работали на объемной модели, на реальном пляже народ начал резко сокращаться в численности, ибо близился обед и отдыхающие направились к корпусам, чтобы подготовиться к приему пищи. Котов вышел на берег, забрал одежду, зашел в кабинку, а затем вышел оттуда, комкая мокрые плавки, невозмутимый и неторопливый, в майке с рекламой «Филип Моррис» и зеленых спортивных брюках.

Следом за ним в обнимочку шли две пары из тридцать третьего номера.

— Смотри, Соска, ничего кадр, а? — заметил Колышкин. — Сколько с него срубить можно, как прикинешь?

— Много брать жалко, самой приятно, — лениво ответила девица.

— Не увлекайся, не на работе… — проворчал боксер.

На обед все собрались в столовую, где веяло неуловимым ароматом отшумевших здесь в недавние времена приемов в честь областных и московских гостей, свадеб районного значения и иных мероприятий. Теперь здесь предполагалось обедать лишь в объемах стоимости путевки. Пышная дама в белом халате и высоком чепце, по чистоте и накрахмаленности превосходившем амуницию любого медработника, распределяла столы. За каждый стол сажали по четыре человека. Первый стол полностью заняла четверка из тридцать третьего номера, за следующий стол попало семейство Пузаковых и какая-то пожилая дама из первого корпуса, а далее наступил черед престарелой четы бывших обкомовских работников, известной нам Александры Кузьминичны Сутолокиной и еще какой-то дамы. Однако дама, позади которой стоял Котов, внезапно изменилась в лице и вышла из очереди.

— Отлично, — похвалил Тютюку его наставник, — видишь — короткий импульс, легкое расстройство желудка, — и мы сводим вместе нужных субъектов.

Обкомовский дедушка, как и его бабуля, с интересом разглядывал своих соседей по столу. Ни Сутолокиной, ни Котову даже не приходило в голову, что наряду со стариками их изучают еще и потусторонние силы.

— Произвести замеры взаимовнимания, — приказал Дубыга.

— Есть! — гаркнул Тютюка. — Даю результаты: внимание Сутолокиной двадцать пять процентов, Котова — десять.

— Естественно, — резюмировал Дубыга, — явный красавец-мужчина и не первой свежести бабенка. Удивляет только разброс, он совсем небольшой. Сутолокина уделяет своему очень видному соседу намного меньше внимания, чем можно было предположить. Вместе с тем он, который должен был ее, мышь серую, вообще едва замечать, поглотился ее персоной на одну десятую всего внимания. Любопытно! Ну ладно. Ваши дальнейшие действия, стажер?

— Очевидно, завязать разговор, включить вторую сигнальную?

— Мысль верная, но как это организовать конкретно?

— Дать короткий импульс Котову и…

— Ничего путевого не выйдет. Котов выдаст что-нибудь типа «Как вам нравится этот салат?» На что ему ответят: «Как все советское». Как раз здесь нужен длинный импульс, но не на сексуальную, а на отвлеченную тему. Например, насчет политики или литературы. Причем лучше, чтобы разговор начал не Котов и не Сутолокина, а старики. Просмотри их память, что они последнее читали.

— Газету «День»…

— Нет, это не пойдет. У Котова она вызовет аллергическое неприятие. Пусть лучше шпарят на тему литературы. Какая там книженция крепко осела в их бортовых компьютерах?

— В восемьдесят восьмом прочли «Мастера и Маргариту». С тех пор только перечитывали старые книги. «Как закалялась сталь», например.

— Гадость какая! И это все?

— Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Некрасов… — стал перечислять Тютюка. — Три дня назад — Салтыков-Щедрин, «История одного города».

— Освежали в памяти школьную программу… Хотя, вообще-то, «История одного города» — хорошая тема. Ты пока не вмешивайся, я сам подброшу на них импульс…

Старичок поковырял вилкой салат из свежей капусты и сказал задумчиво, обращаясь к супруге:

— Да… Печально все это. Не могу отделаться от ощущения, что мы живем в городе Глупове. Пришел новый градоначальник, разместил улицы, замощенные предшественниками, и из добытого камня понастроил монументов…

— Не волнуйся, Митя, — прошелестела старушка, — что нам осталось? Все позади, мы свое прожили.

— Завидую тем, кто помер, — вот до чего дошло. И почему меня в тридцать седьмом не шлепнули? Филька Чистяков аж самому Ежову на меня писал — так Фильку шлепнули, а меня — нет. Теперь он — жертва репрессий, а я — никто. Пенсионер. Осколок тоталитаризма.

— Да что ты говоришь-то? Живы, слава богу, болячек не так много, глядишь — и помрем тихонько.

— Обидно… Все делали, куда ни гнали — всюду шли, за спины не прятались. Помнишь, как мы в Красноармейске Никольскую церковь в ревклуб переделывали? Мне старухи пообещали, что гореть мне в геенне огненной… А Артем Стулов, бывший лабазник, лишенец чертов, голову хотел гирей проломить. Но я-то его в ГПУ раньше сдал… Успел. И когда на колхоз меня бросили, тоже ведь могли пришибить. Помнишь, сено мы изымали?

— А-а, это когда Кузьма Евдошкин на тебя с вилами попер?

— Ну да. Еле отскочил тогда. Милиционер, помню, Вавилов, выручил. Упекли Евдошкина, а сынок его потом тоже все грозился вернуться. Хорошо, что ты от его подружки письмо перехватила… И подружку, и младшего Евдошкина прибрали. А ведь могли бы они нас.

— Вот и хорошо, что мы их, — торжествующе прошамкала старушка. — Мы победили! Мы! Пусть эти попробуют, — она мотнула головой в сторону Котова, который дочиста выскреб тарелку с борщом и подбирался к котлетам.

Дубыга скорчил недовольную гримасу.

— Что-то не то. Дед внутренне кается, на пять процентов минус-потенциал потерял, это пора прекратить, а то еще на плюс выйдет. Бабка поупорней, но и ей тоже сомнения в голову лезут. Пусть лучше Ельцина ругают! Может, хоть это Котова заведет?

— Простите, — вежливо произнес старичок, обращаясь к Котову, — вы кто по профессии?

— Инженер, — ответил тот, запивая котлету компотом. — Математик.

— Не экономист? — подозрительно прищурилась бабка.

— Нет, я программист.

— Кибернетик? — У бабули были явно неплохие задатки для ЧК.

— Примерно, — усмехнулся Котов, почему-то вспомнив слова «Кибернетика — продажная девка империализма», — хотя, знаете ли, сейчас этот термин употребляется не часто. Больше говорят об информатике.

— Ну и как вы себя чувствуете в этом мире? — Старые большевики окольных путей не искали, били в лоб.

— Если можно, как ваше имя-отчество? — спросил Котов. — Меня зовут Владислав Игнатьевич.

— Я — Дмитрий Константинович Агапов. А это моя супруга — Нина Васильевна.