Грешные желания

Сердце Габи бешено забилось, лишь только она увидела знакомую фигуру. Она почти забыла неповторимую походку Джеймса, неуловимую грацию его тела. Затянутый в летный комбинезон оливкового цвета, с качающимся на ремне массивным шлемом, он предстал перед ней тем самым мужчиной, которого Габи, сама не заметив как, полюбила. Уверенный в себе красавец, отважный и сильный.

Темные облака над ним прорезались ослепительными вспышками молний. Вдали со взлетной полосы устремлялись ввысь реактивные истребители. Рокочущие двигатели под их фюзеляжами напоминали широкие огнедышащие пасти. Человек, приближавшийся к Габи, был окружен почти мистическим сиянием. Габи выступила из тени, и его имя сорвалось с ее губ.

Увидев ее, он остановился.

Выражение его темных глаз не поддавалось прочтению.

— Харрисон рассказал тебе, — произнес он без тени удивления.

Внезапный порыв ветра подхватил подол ее юбки. Она подняла дрожащую руку и отвела упавшие на глаза пряди волос.

— Да, о том, что вы теперь снова летаете вместе, как во Вьетнаме. — Всякий раз, волнуясь, она объяснялась скороговоркой. — Потому что несколько лет назад правительство вновь поручило вам выполнять секретные задания на…

Джеймс не спешил закончить скомканную Габи фразу. Он смотрел на нее так, будто не верил в правдоподобность такой встречи. Меньше всего он ожидал увидеть ее здесь.

— На разведывательном реактивном самолете «А-6-Е», — наконец произнес он.

— Да-да, на этих. — По крайней мере, он не злится, подумала Габи. В нем нет той ненависти, что светилась в его глазах при их последнем свидании. — Ты вылетаешь в сторону Кубы, иногда через Багамы, — тараторила она, — а потом, Харрисон говорил мне, вдоль кубинского берега под их военными радарами и засекаешь — я правильно выражаюсь? — места на берегу, где кубинцы могли разместить ракетные установки.

Наступила напряженная тишина; Санта-Марин продолжал оценивающе разглядывать Габи.

— Это самая обычная электронная разведка.

Обычными такие задания нельзя было назвать ни при каких условиях. У Габи волосы вставали дыбом от одного рассказа Харрисона Тигриный Хвост, описавшего их полеты. Ракетные установки русского производства, размещенные на кубинском берегу, в любой момент могли дать залп по нарушителю воздушного пространства, каким был раскрашенный в черный цвет самолет-шпион, пилотируемый Джеймсом. Они проносились всего в нескольких футах над водой, ниже пределов видимости радаров кубинской береговой охраны, и постоянно подвергались опасности всосать морскую воду в сопла двигателей, что повлекло бы за собой аварию. Прибавить еще мрак, почти звуковую скорость и осведомленность в том, что, ежеминутно рискуя оказаться обнаруженными и подбитыми, они не получат иного признания, кроме гробовой тишины в официальных кругах обеих стран, соблюдавшейся в подобных случаях.

Ведь ей уже все это снилось, вспомнила Габи. Однажды ночью она увидела их, вероятно, попавших в страшную опасность, и с воплем очнулась от ночного кошмара. Интересно, поверил бы ей Джеймс, вздумай она рассказать ему.

— Зачем ты пришла? — спросил он с невозмутимым видом. — Может, объяснишь мне, что все это значит?

Габи внутренне дрогнула. Неужели ей не достучаться до него? Не прорваться сквозь его ледяную латиноамериканскую гордость?

— Когда Харрисон сказал, почему нельзя повидаться с тобой, объяснил, что ты на задании, я решила приехать сюда. — Ее голос сорвался. — Все это время ты позволял мне думать о тебе, как о наркоторговце!

— А что мне еще оставалось делать? Это была секретная операция Кастанеды. — Над ними ярко полыхнула молния, и, как показалось Габи, что-то мелькнуло в его подчеркнуто равнодушном взгляде. — Где твой жених? Или мы собираемся делать вид, что его не существует?

— Я по-прежнему люблю тебя, — вскричала Габи, — и ненавижу себя за это!

Ей показалось, что Джеймс вздрогнул. У него есть все основания не доверять ей, горестно подумала Габи. Она вела себя глупо, легкомысленно. Все, что она до сих пор делала, лишь укрепляло его неверное представление о ней.

— Не нужно было тебе, — жестко сказал он, — приезжать на базу и искать меня. Если хочешь, чтобы я вновь извинился за свою сестру, что ж, мне жаль, что она причинила тебе столько неприятностей. Я также прошу прощения за Кастанеду и те глупости с сантерией, в которые он тебя втянул.

— Но я не держу зла на твою сестру!

— А следовало бы. — Он бросил на нее сердитый взгляд из-под черных бровей. — После всего случившегося она снова сошлась с тем идиотом с Палм-Бич.

— С кем? Не с тем самым, который…

— С тем самым. — Его губы презрительно сжались. — Видно, передумал и решил все же жениться на латиноамериканке. Богатой латиноамериканке.

Габи прижала ладони ко рту. «Неужели он не догадывается», — подумала она, едва сдерживая рвущийся наружу смех. В насыщенной шумом темноте, посреди надвигавшейся непогоды, слова Джеймса о его сестре приобретали тревожную многозначительность. Иби Гобуо, должно быть, не может остановиться! Криссет и Дэвид. Пилар Санта-Марин и ее американец с Палм-Бич.

Чанго и Ошун.

Она глядела на стоявшего перед ней мужчину в щегольском плотно облегающем костюме летчика-истребителя и не находила слов, чтобы выразить свои чувства. Она не знала даже, с чего начать.

И вдруг неожиданно для себя самой она заговорила:

— Джеймс, ты самый прекрасный человек из всех, что я встречала. Если ты не испытываешь ко мне ненависти, если тебе кажется, что ты мог бы полюбить меня…

— Полюбить тебя? Господи, ты сводишь меня с ума! — В следующую секунду он с отчаянной нежностью припал губами к ее губам.

Когда он прервал свой страстный поцелуй, Габи едва перевела дыхание.

— В тот вечер, когда ты пришел в больницу, — с трудом проговорила она, — мне показалось, что ты меня ненавидишь!

— Ты околдовала меня, женщина. Не знаю, что вообще я чувствовал. С самой первой секунды, когда я поднял взгляд и увидел тебя, сидящей за столом, во время шоу мод, с карандашом за ухом и волосами, развевающимися по ветру, вот так же, как теперь, — он прикоснулся губами к рыжеватой пряди у нее на виске. — Я решил, что ты самая восхитительная, чудесная женщина из всех, что я когда-либо встречал. И я удивился, отчего у тебя такой тревожный вид.

Габи обвила руками его шею и крепко прижалась щекой к слегка влажной ткани его летного костюма.

— Я не знала, что писать. — Она рассмеялась. — Я была страшно зажата.

Он запрокинул к себе ее лицо.

— Ты не знала, что писать?

— Это долгая история. — Габи прижалась к его сильному стройному телу, изливая свою любовь, хотя все еще не могла отделаться от страха. Ей предстояло завоевать его доверие, но она сомневалась, удастся ли ей это. Ведь он столько раз был свидетелем ее непостоянства! — Я люблю тебя, — прошептала она.