Грёзы о Закате

— Острый аппендицит давностью более двух суток — основная причина летальных исходов, то есть, смерти.

— Сиё мне ведомо.

Лютобор, услышав приговор себе, с хрипотцой в голосе стал умолять:

— Спаси, лекарь. Спасёшь — озолочу. В твою веру перейду. Что хошь сделаю для тебя.

— Ты, мил человек, не смотри на мою рясу. Христова вера тебе чужая и не надобна. А не спасу если? — резатель сидел спиной к проёму. Якобы не чуя присутствия страшного верзилы, продолжил речь: — Видел рожу твоего старшого. Не приведи, Велесе, зарезать тебя! Твои же мигом отправят меня на корм рыбам.

Лют молчал, понимая, что даже его слова и просьбы, выскажи он такие Страшиле, не изменят судьбу резателя. За непотребные дела любой словенский мир крут и скор на расправу. В случае неудачи резателей, как правило, ожидала печальная участь.

— Скажи, чтоб чистую пресную водичку начали кипятить да в чистом чане, — молвив эти слова, резатель вздохнул и начал доставать из мешка свои ножи, склянки и свёртки с шёлковой нитью.

Страшила, слушая указания хозяина, пялился на ножи лекаря, а на выходе, глянув сперва на вооружённого Алеся, присевшего на скамье, подмигнул резателю и сказал:

— Не боись! Витязи взяли твою ладью на бечеву. Зарежешь Лютобора — отпустим обоих с миром. Но без кормила.

Не видел старшой ватажки, как криво ухмыльнулся помощник резателя.

— Займись, Страшила, своим делом, — ответил Козьма. — Парус убавь, и чтоб ладья шла по морю как пава-лебёдушка по речке. Позови меня, когда вода закипит в чане.

Резатель выбрал ножи и зажимы, разложил посудину с ухватками, в которой кипятил инструменты. Достал иглы и нити. Когда его пришли звать, наказал ватажникам постелить чистую холстину под хозяина. Одел чистый подрясник и закатал рукава. Набрал кипячённой воды в кувшин, а потом долго кипятил ножи и прочие инструменты, держа за ухватки посудину, погружённую в кипящую воду. Наказал ватажникам настрогать лучин. Тщательно промыл руки.

Работать без помощников он наловчился давно, но, вернувшись к ложу пациента, молвил Алесю, что тот будет помогать. Сказал сие, видимо, для того, чтобы затем рявкнуть и шугануть ватажников, таращившихся на него из дверного проёма:

— Все вон!

Лют выпил из рук Алеся изрядную порцию морфия. Козьма заблаговременно подготовил две иглы, продев в их ушки шёлковые нити. Когда Лют провалился в забытьё, Козьма омыл живот пациента водой и обильно полил ракой место предстоящих резов. Той же ракой обмыл свои руки.

Алесь вздохнул, почуяв запах раки. Неприятный дух сивухи почему-то навеял неуместные ассоциации и отнюдь не радостное воспоминание о позорной сценке в общаге, о дыме от сигарет, выкуренных Викой, водочном амбре и диалоге Насти с Викой.

— Зажги-ка, сыне, лучину на палубе у чана и прихвати запас. Будешь светить! Темновато здесь, как в больничной келье.

Помимо вскрытия трупов, у резателя имелся небольшой опыт операций, проведённых втайне от братьев в монастырской больнице, о чём он доверительно поведал своему приспешнику ещё в монастыре.

Брызнула первая кровь. Попала на подрясник и холстину под Лютом. Совершая первые резы, Ведислав не сомневался, что найдёт тот отросток с гноем, который приводил некоторых из его больных, мающихся болями в животе, к летальным исходам. Боялся он прорыва отростка. У Люта, слава всем богам, не увидел излияния гноя в брюшную полость. Нашёл-таки отросток, вырезал его и стал зашивать.

Его помощник светил лучиной и от жара её огня обливался потом. Операция проходила в молчании, изредка прерываемом Козьмой:

— Чуток пониже свети!

Молчали и ватажники, затаившиеся на палубе.

Наложив последний шов, Козьма указал на бутыль и приказал:

— Будешь поить Люта из этой бутыли. В ней настой столетника. А теперича сходи, ополосни ножи.

Сам сел на скамью и вытер лоб.

На палубе начался галдёж, когда резатель вынес на блюде окровавленную кишку. Ватажники, привычные к крови ребята, передавали блюдо из рук в руки, а затем выбросили в море.

— Будет жить Лютобор! Ещё четыре дня ему лежать, а мне исцеление творить, поить да кормить Лютобора. Страшила, полей-ка мне на руки!

Страшила, поливая водичку из кувшина, спросил:

— Разделишь с нами трапезу, резатель?

Выказав одним лишь словом, слышанным им, вероятно, на базарах, знакомство с монастырской жизнью, он заставил бывшего монаха внимательно взглянуть на себя. Алесь не мог не усмехнуться. «Как я тебя понимаю» — подумал бывший раб о бывшем монахе, желавшем забыть о прошлой жизни.

— Разделю, — сказал Ведислав и, повернувшись к Алесю, наказал: — Сиди неотлучно с Лютобором. Когда очнётся, дашь ему испить три ложки моего настоя.

Размышляя о ватажниках, которых помощник лекаря насчитал почти две дюжины, он ненароком — или, если точнее, на автомате — озвучил свою мысль:

— Окей! Алое — хорошее снадобье.

Козьма удивлённо спросил:

— Это у вас так столетник называют?

— Ага! — крякнув, подтвердил его приспешник и тут же мысленно наградил себя подобающим эпитетом за безмозглое поведение и длинный язык. — Славно исцеляет.

— Алесь свет повидал. Видел поболе меня, — поведал с лукавой усмешкой резатель.

— Байки расскажешь? Что видел, где был? — спросил Страшила.

Глянув на лукавого волхва, его помощник ответил:

— Поведаю о странах, что за морем-океаном, о народах заморских. Когда наставник позволит.

— Позже позволю. Иди, Алесь, делом займись.

И Алесь, чертыхаясь в душе, пошёл присматривать за пациентом. Лютобор под воздействием морфия спал, и от скуки Алесь достал лист пергамента. Большой формат двойного листа надоумил его начертить карту, и, пристроившись на скамье, он разложил лист и часа за два начертил Евразию и Африку на одной части листа, и обе Америки — на другой. Грубовато получилось, но для баек сойдёт. Пока рисовал, размышлял о ватажниках. Ребята, как на подбор, лихие. Но в их поведении не заметил он какой-либо развязности.

Лютобор таки проснулся и первым делом запросил пить. Алесь влил ему три ложки настоя. С палубы доносились весёлые, солёные а то и ядрёные шутки.

— Чего это они? — слабым голосом спросил Лютобор.

— Радуются за тебя. Мой наставник Козьма обещал: дня четыре — и ты, Лютобор, будешь здоров и силён аки ярый тур.

— Так ведь болит живот.

— Поболит — перестанет. Козьма — самый лучший резатель.

— Зови его!

Алесь привёл Козьму, и его хозяин, произведенный в ранг наставника, велел ему присоединиться к ватажникам да отведать вина и хлеба.