Грибной царь

— Вот сволочи! — выругался Михаил Дмитриевич, сердечно возмущенный таким кощунственным воровством.

— Сталина на них нет! — согласился Альберт Раисович. Пока они шли по бульвару от Крупской к Грибоедову, он сумел убедить сомневавшегося Свирельникова в том, что риска никакого: здание полностью сгорело, и определить, была ли там установлена сантехника, невозможно. Более того, бывший опер, понизив голос, сообщил, что подобную услугу уже оказали заинтересованным лицам известная строительная фирма, якобы поставившая столярку и проведшая отделочные работы, а также знаменитая американская компания, как бы оснастившая больницу новейшим диагностическим оборудованием.

— Соглашайся! Америкосы в плохое дело не полезут! Этой больницей занимаются большие люди. Очень большие. А когда едят великаны, лилипуты сыты крошками…

Свирельников любовно покрутил в голове сумму, названную Алипановым, и решился…

«Идиот, кретин, козел, тварь безмозглая!»

10

— М-да, уважаемый герой капиталистического труда! — огорченно молвил доктор Сергей Иванович. — Не бережете вы себя!

Говоря это, он как бы невзначай кивнул на пластмассовый человеческий череп, купленный, наверное, в магазине наглядных медицинских пособий.

— А что такое? — рассеянно спросил Свирельников.

Он продолжал внутридушевно материть себя за то, что поддался на уговоры Алипанова, и теперь, судя по всему, за ним следят то ли фээсбэшники, то ли обэповцы.

— М-да, — вздохнул врач. — Относитесь вы к организму с преступной халатностью!

«Халатность, халатность… — Михаил Дмитриевич поежился от холодных прикосновений стетоскопа к груди. — Наверное, от слова „халат“. Ну да: когда на человеке не рабочая одежда, а какая-нибудь домашняя хламидия, он и к делу относится соответственно — халатно. Нет, не хламидия, а хламида. Хламидии — это то, от чего лечил Василий Моисеевич. Если бы он еще и от глупости лечил! Так подставиться!..»

Михаил Дмитриевич достаточно долго прожил с филологиней, чаще заглядывавшей в этимологический словарь Фасмера, чем в книгу о вкусной и здоровой пище, и успел пристраститься к словокопанию. Тоня окончила филфак МГУ, работала редактором в разных издательствах и, переписывая неудачные рукописи, существовала в бесконечном поиске синонимов и переносных значений. Она могла проснуться среди ночи, растолкать мужа и спросить «Как ты думаешь, „раб“ и „холоп“ — синонимы?» Сначала он злился, но потом и сам заразился этой болезнью. Когда они уже почти договорились пойти в суд, Свирельников задумчиво сообщил ей:

— Странное слово «развод»…

— Почему? — удивилась Тоня.

— Ну, в одном смысле понятно: людей как бы разводят в разные стороны…

— А в другом смысле?

— В другом: как бы отпускают на развод. В смысле — размножения…

— Чисто мужская этимология. Заходи, если устанешь от размножения! Все-таки не чужие! — И она посмотрела на него с тоскливой надеждой.

— Зайду…

Но в суд они так и не пошли. Сначала передумала Тоня, надеялась, что муж отбесится и вернется. Потом, когда она наконец согласилась, у Михаила Дмитриевича началась ссора, а потом и дележ с Веселкиным, и разумнее было фирму и «дочки», оформленные на жену, пока не трогать. Тем более что она мало что знала. Догадывалась, подписывая доверенности, что муж химичит, но ведь все химичили. Что такое 90-е? Большая химия.

Стетоскоп уже нагрелся, и теперь Свирельникову казалось, будто по спине осторожно переступает теплыми ножками гном.

— Шумы-то у вас нехорошие, — сообщил доктор Сергей Иванович.

— Неужели так плохо? — спросил Михаил Дмитриевич с улыбчивым испугом.

Врач оставил стетоскоп, вернулся к столу, еще раз расправил гирлянду кардиограммы и долго ее рассматривал.

— Нездорово! — наконец вымолвил он.

— Что делать?

— Для начала — ничего не делать. По крайней мере — недельку. Стрессы были?

— Конечно. Как же без стрессов? Но ваши таблеточки я пил. Каждый день. Уже кончаются…

— Таблеточки я выпишу. Не проблема. Но беречь себя когда будете? Чем вчера занимались? Выпивали?

— Заметно?

— А то! Выхлоп за метр чувствуется! Еще что было?

— Поозорничали… — зарделся Свирельников.

— Надеюсь, с презервативом?

— Конечно. И вообще я только пил…

— Точно? — Доктор пытливо посмотрел ему в глаза.

— Насколько я помню — точно… Можно, конечно, на всякий случай провериться.

— На всякий случай, Михаил Дмитриевич! Про СПИД, чай, слыхали?

— Конечно, — кивнул Свирельников, сообразив, что пращуры, называя нехорошего человека «аспид», возможно, предчувствовали этот грядущий бич соития.

«А ведь и „бич“ — почти ВИЧ», — с неуместной радостью додумал он.

— Напрасно улыбаетесь! Мы живем с вами в эпоху даже не эпидемии, а пандемии вензаболеваний! — по-лекторски продолжал доктор. — Вирусы мутируют так, что мочеполовая инфекция, от которой лет пятнадцать назад вы избавились бы с помощью десятка таблеток, теперь требует упорного лечения и дает тяжелейшие осложнения. Девяносто процентов населения с мочеполовыми инфекциями. Девяносто! Разве можно так рисковать? Вспомните, дорогой, для чего двадцать лет назад вы использовали омерзительный советский, пахнувший галошами презерватив?

— Чтобы детей не было, — признался Свирельников.

— Вот именно! Выпил, познакомился с девушкой на танцах, пошел провожать, вступил в половой контакт на скамеечке без всякого, скажем, предохранения. И о чем думаешь наутро? — Сергей Иванович внимательно глянул на пациента. — Совершенно верно: чтобы она к тебе на работу за алиментами не прибежала! Так ведь?

— Так.

— А теперь презерватив нужен не для ограничения рождаемости, а, наоборот, для продолжения жизни на земле! Такой вот парадокс! Вы думаете, почему после античного сексуального беспредела, когда трахнуть любое способное к совокуплению существо было привычным делом, пришли упертые христиане с их умерщвлением плоти и осуждением похоти? Да потому, что человечество таким образом спасало себя от исчезновения! Вспомните, как умирали римские императоры! Они покрывались язвами и страдали отеками! Явные последствия непролеченных половых инфекций. А вы?! Разве так можно! — Доктор перевел дух и улыбнулся. — Напугал?

— Напугали…

— Точно предохранялись?

— Точно.

— Это хорошо!

— Черт его знает, — пожал плечами Свирельников. — В кино ведь как показывают: познакомились в баре, выпили по коктейлю, ну и…

— Да мало ли что в кино показывают! — снова возмутился Сергей Иванович. — Там и дерутся все время. Бьют, дубасят друг друга, потом расходятся как ни в чем не бывало. А ведь после одного такого удара на самом деле реанимацию нужно вызывать. Пили-то столько зачем? Тоже в кино насмотрелись?

— Не рассчитал.

— Михаил Дмитриевич, если вы не научитесь рассчитывать силы, то очень скоро я ничем не смогу вам помочь. И никто не сможет! Понимаете?

— Конечно.

— Надо вам срочно передохнуть.

— А я и собирался. В Испании…

— Знаем мы этот отдых в Испании. Жара, вино и «коитус континиус».

— Это по-латыни?

— Почти. Означает — непрерывный секс. Обследоваться вам надо хорошенько. До Испании! Поняли? До!

— Обязательно. Возьму отдельную палату в ЦКБ и обследуюсь. Заодно отдохну.