Гридень. Начало
Шрифт:
У меня в прошлой жизни были разные женщины, причем и по характеру и даже по цвету кожи. Ну любил я это дело, есть грешок, который почти невидимый относительно других, более значимых грехов. Но сложно было вспомнить хоть какую их моих пассий, которая была бы столь темпераментной.
— Я сильно кричала? — спросила Рахиль, чуть разворачиваясь ко мне.
В меру стройное тело, с яркими геометрическимиформами. Ее нельзя было назвать стройняшкой, Рахильбыла, как сказали бы: «кровь с молоком», а я бы перефразировал и сказал так: «кровь со сливками». Да чего там, со сливочным маслом.
Рахиль перевернулась и явила мне всю прелесть вида женщины в анфас почти
— Я сама, — сказала нимфоманка и взгромоздилась на меня.
Ради таких моментов, в том числе, и стоит жить… Меня распирало признаться в любви, поклясться в вечной преданности. Но даже в такой момент нужно контролировать свои слова, думать, пусть и разум для этого оставляет крайне мало места. Я не сказал ничего, я наслаждался женщиной, которая стонала и изгибалась от близости со мной.
Час, два, может и дольше, длился наш, казалось, нескончаемый марафон. Я был горд собой, учитывая имевшийся опыт и то, что я в теле еще сильно молодого мужчины, точно не опозорился, напротив, смог произвести впечатление на женщину, так как слова благодарности так и лились из уст Рахили. Она, в отличие от меня не сдерживалась, не думала, что все эти признания — это легковесные эмоции, мимолетные. Скорее всего, именно так. Хорошо здесь и сейчас, а остальное… И пусть весь мир подождет!!!
Но, к сожалению, может и к счастью, но мир не ждал, не хотел давать счастья больше, чем положено. В дверь постучали.
— Ирина! Ты тут? — спросили за дверью.
По голосу я узнал Арона. И купец явно лукавил. То, как буквально только что кричала и стонала Рахиль, нельзя было не услышать, находясь в доме. Как бы соседи не слышали, не то, что отец. И вся эта ситуация несколько напрягала, чувствовался подвох. Но как можно отказаться от близости с красивой женщиной, когда внутри бушуют гормоны? Вот я и не отказался, даже когда почувствовал неладное. Впрочем, опасности я не ощущал, лишь недосказанность, или ложь.
— И как сие понимать? — спросил я.
Прятаться в шкафу, или выпрыгивать в окно не стану. И дело даже не в том, что шкафов нет, их можно было бы заменить двумя массивными сундуками, и не в том, что в те маленькие оконца может протиснуться только что заяц нежирный, и что они забиты слюдой. Я просто, по своему характеру так поступать не стану. Да, честь дамы, все такое. Но прятаться от проблем? Нет.
Я встал, быстро натянул свои цветастые шаровары и пошел открывать дверь. Рахиль прикрылась медвежьей шкурой на которой только что мы предавались плотским утехам. Нужно отметить, что с огоньком это делали.
— Пошли на разговор, — решительно сказал Арон.
— Пошли, — деланно безразлично отвечал я, пожав плечами.
Сейчас начнется выволочка, обвинения меня чуть ли не в насилии. Я ждал именно этого, потому первый вопрос, который был задан Ароном, как только мы присели на лавку несколько озадачил.
— Кто ты в дружине Берладника и прислушивается ли к твоим словам князь? — спросил Арон.
Ни слова о Рахиль и о том, что только что я делал с его дочерью.
— Десятник, — несколько привирал я, скорее, чтобы разговор сразу же не закончился, только начавшись.
Чего говорить с новиком? А вот с десятником, можно.
— Не знаю я, что в дружине у Ивана Ростиславовича происходит, коли такие молодые в десятниках ходят, но то, что кольчуга, оружие, конь — все это имеешь, говорит,
что не врешь мне, — размышлял вслух Арон.— С чего спрашиваешь? И ты не думай, что я нынче же стану исполнять волю твою, потому, что возлег с дочерью твоею, — сказал я, предполагая с горечью, что Рахиль под меня просто подложили.
Если это так, и между нами не было эмоций, то она величайшая актриса, которой в будущем и Оскара давать можно, причем ежегодно, ибо равных ей не сыщется.
— То иное. И помни, что прознать никто не должен о том. Иначе муж Ирины пойдет до великого князя просить защиты. И я буду опозорен и тебя у Берладника попросят, может и казнят, — разъяснил мне ситуацию Арон.
— Тогда что? И, да, рассказывать я никому не буду, — сказал я, чувствуя, что разговор начинает напрягать.
— Уходить вам нужно, половцы прознали, что вы разбили их торговый поезд, зело злые. Уже вестовые поскакали в степь сообщить о том хану, — сообщил мне очень важные новости Арон. — Еще великий князь воспользуется тем и сам вырезать всех вас может, чтобы овладеть скарбом князя и всей дружины.
— Что ты хочешь от меня? — спросил я напрямую.
Такие новости не сообщают бесплатно.
— Пусть твой князь поможет нам скинуть ненавистного Всеволода Ольговича. Киев более не хочет Ольговичей черниговских, — сказал Арон.
Глава 18
— Помогите! Дом горит! — кричала женщина, бросившаяся в ноги князя.
Иван Ростиславович был с каменным лицом, явно не собирался помогать. Он небрежно оттолкнул женщину, но она вновь бросилась в ноги князя. Часть купеческих усадеб горели, рядом с иными слышались звуки борьбы. Чуть в стороне на коленях стоял мужик и истово молился Богу. Он что-то выкрикивал, но даже звуки от потрескивающих в огне бревнах построек перебивали воззвания молящегося.
Остатки нашей дружины заняли круговую оборону, но особо никто не стремился нападать на нас. Скорее всего это было вызвано тем, что киевляне знали о нас и о том, что мы не со Всеволодом Ольговичем, а сами по себе. Ну и вид вооруженных и готовых убивать воинов явно отрезвлял.
Голова начинала кружиться, появлялась слабость и подташнивало, но состояние было пока не критичным. Уже взгромоздившись в седло, я смотрел на лежащего в луже крови Воисила. Зачем? Почему он так поступил? Я не понял. У многих дружинников Ивана Ростиславовича оставались родственники в Звенигороде, но никто из них не стал… И теперь этот воин, отдавший дружине много своих лет, вот так закончил свой путь, быть убитым моей рукой.
В Киеве начиналась сущая вакханалия. Не без моей помощи сегодняшний день войдет в историю. Летописцы обязаны будут написать о том, что твориться прямо сейчас в стольном граде. Жалко только, что горит Брячиславово подворье — очень красивый комплекс из теремов и гриденных палат. Главные уличные бои вместе с пожаром разгорались именно в этом месте, почти что в центре Киева.
— Встать всем в строй! — отдал приказ наш князь.
Воины выстраивались в колонну по два. Впереди и сзади расположились самые опытные и умелые воины. Авангардом командовал сам князь, а старший сотник Боромир возглавил ратников в конце колонны. Очень помогал тот факт, что обоз нашей дружины все-таки был выведен за пределы Киева и располагался в лесу шестью верстами севернее стольного града. Все-таки Иван Ростиславович услышал меня, а может быть прислушался к доводам десятника Мирона или полусотника Никифора. Телеги и заводные кони сильно бы нас замедляли и усложняли выход из бунтующего города.